18.
Утром вся комната была заполнена прессой. Пресса не привыкли к объявлению пресс-конференции, тема которой не указывалась, поэтому напряжение в комнате было высоким.
— Вы готовы, мэм, чтобы я объявила вас? — спросил пресс-секретарь.
Джессика еще раз провела рукой по белому брючному костюму, разглаживая невидимые складки, а потом кивнула.
— Да, давайте сделаем это.
Фиона следила за ней обеспокоенным взглядом.
— Почему я чувствую, что твое заявление вызовет у меня беспокойство? — спросила она.
— Ты даже не знаешь, что я скажу.
Фиона положила руку на плечо Джессики.
— Я знаю, если бы это была обычная вещь, ты бы сказала мне. Джесс, ты уверена?
Прежде чем она смогла ответить, голос пресс-секретаря зазвучал в микрофон:
— Дамы и господа, Президент Соединенных Штатов Америки.
Джессика улыбнулась и подмигнула Фионе, оставив ее со своей тревогой.
Стоя на трибуне, она глубоко вздохнула, а потом время словно замедлилось на мгновение, и она почувствовала присутствие Джона впервые за столько лет.
Она наслаждалась этим ощущением, которое разливалось по ней теплом и комфортом, и она поняла, что может сделать что угодно, быть кем угодно, теперь пришло ее время показать народу что за женщина их президент. Пришло время показать им настоящую женщину Джессику.
— Спасибо, что так быстро собрались, — начала она. — Как вы знаете, за последние сорок восемь часов произошли ряд событий. И я понимаю, что все размышляли о том, почему мистер Масри опять оказался со мной, когда выстрелил снайпер, а также о том, почему я не выхожу из больницы, фактически управляя страной от сюда.
Послышались вспышки фотоаппаратов, жужжали телекамеры, и она видела журналистов уже повскакавших со своих мест, готовых завалить ее вопросами, как только она сделает свое заявление.
— Вы все знаете, что господин Масри предоставил информацию США по поводу первого покушения, произошедшего в Белом доме. Мой пресс-секретарь сообщит вам все подробности, как только я закончу. Но я хочу рассказать о другом. Мистер Масри и я тесно сотрудничали в течение нескольких месяцев, подготавливая Соглашение тысячелетия по Ближнему Востоку. Во время нашей работы мы узнали друг друга намного больше, наши отношения развивались.
Послышались вздохи и гул голосов в комнате, прошедший словно электрическая волна.
— Наши отношения носят личный характер. — Она улыбнулась. — Думаю, вы можете назвать их — мы встречаемся.
Камеры мигали в два раза быстрее, а журналисты начали кричать, задавая свои вопросы, да так громко, что Джессика не могла их перекрыть. Она молча вопросительно приподняла одну бровь и стала ждать, пока все успокоятся. Через несколько минут, когда прессе стало ясно, что она не собирается отвечать на их вопросы и не будет продолжать, крики прекратились.
— Спасибо. Я не буду отвечать на вопросы, но я скажу вам вот что. Поскольку мистер Масри и я встречаемся, безопасность Соединенных Штатов ни разу не ставилась под угрозу. Мы обсуждали соглашение, ход расследования покушения и вещи личного характера, ничего кроме этого. Когда мистер Масри получил информацию, связанную с покушением, он был вынужден сделать выбор между своим постом — посла Египта в США и моралью — моей безопасностью и безопасностью Соединенных Штатов. Он выбрал благополучие Америки и мое… и, так получилось, что он вынужден был отказаться от своего поста и своей страны.
— Как вам и сообщали, мистер Масри все еще находится в критическом состоянии. Я буду оставаться рядом с ним также, как он все это время находился рядом со мной.
Затем Джессика Хэмптон, сорок пятый президент Соединенных Штатов, развернулась и покинула комнату с прессой.
Был пятый день, уже прошли сорок восемь часов, которые были так важны, истек срок, когда антибиотики должны были начать действовать, уже наступил момент, когда стало нецелесообразно управлять страной из мобильного офиса в больнице, а Джессика все оставалась у кровати Камаля, который до сих пор не пришел в сознание.
— Госпожа Президент? — произнес Дерек Эмброуз, проскользнув в палату.
— Дерек. — Она встала и подошла к нему, обняв. Он приходил каждый день, и другие друзья Камаля приходили хотя бы раз каждый день в разное время суток.
— Садись. Могу я попросить персонал принести тебе что-нибудь?
Дерек пригладил свой воротник рубашки, не заняв место, которое она ему предложила.
— Нет, спасибо, мэм. Вообще-то, я здесь, чтобы с вами поговорить.
— Хорошо. Чем я могу тебе помочь?
— Ванесса попросила, чтобы я пришел.
Джессика с любопытством посмотрела на него.
— Она обеспокоится о вас, мэм. — Он откашлялся. — Вы сбросили бомбу о своих отношениях с Камалем на прессу и весь мир, и с тех пор вы недоступны. Пресса сходит с ума, оппозиция в Конгрессе готовится выступить, разглагольствуя о национальной безопасности и угрожает вам импичментом. А ваши сотрудники ощущают себя заброшенными.
Она с силой сжала зубы, подавляя разочарование.
— Я не оставлю его.
Он посмотрел на молчаливую фигуру Камаля, лежащую на белоснежных больничных простынях.
— Он не ожидал… не хотел бы видеть того, что вы делаете. — Он повернулся и открыто встретился с ней взглядом. — Он никогда не захотел бы, чтобы вы поставили под угрозу свою страну и свою работу, сидя у его кровати.
Джессика опустила глаза на пол, ее сердце болело, так сильно болело, что она подумала, наверное, сейчас лопнет в груди. Она боролась, она хотела достучаться до Камаля, и ей не хотелось оставлять его ни на минуту.
— Целых шесть лет я делала только то, что другие ожидали от меня. Я делала то, что сделал бы Джон Хэмптон. Я больше не могу и не хочу быть той женщиной. Я люблю его. — Она положила руку на голову Камаля, поглаживая шелковистые волосы, которые упали ему на лоб. — Я не могу оставить его здесь одного.
Дерек подошел ближе и взял ее за руку.
— И не надо. Я останусь. Чтобы ни случилось, я останусь. Я был рядом с ним с тех пор, как нам исполнилось восемнадцать, и я не оставлю его одного.
Она упорно отрицательно покачала головой, уставившись в пол перед собой.
— Госпожа Президент, вы, возможно, начали этот путь, потому что люди ожидали, что вы пойдете по стопам сенатора Хэмптона, но вы — президент, а не он. Вы говорили с миллионами людей на выборах, и вы сказали им, что могли бы сделать для них. Это вы получили сердца всего мира и сокрушили предубеждения, что женщина может и не может делать в политике в этой стране. — Он замолчал, отпустив ее руку и наклонившись к перилам кровати Камаля. — Это вы встали перед всем миром пару дней назад и заявили, что вы не только их президент, но женщина из плоти и крови, которая любит и любима, не испытывающая стыда, чтобы признаться в этом.
Взгляд Джессики не оставлял его.
— Вы больше не вдова Джона Хэмптона. Вы президент Соединенных Штатов, и ваша нация нуждается в вас.
Его слова были сильными, но его тон был нежным, и она понимала, что он прав. Она знала, что независимо от того, почему она оказалась в кресле президента, она по-прежнему оставалась их президентом, и ее народ нуждался в ней также, как и Камаль.
— Ты не оставишь его? — спросила она, сверкнув глазами.
— Нет. Я говорил с Лондоном. Она знает, что мне нужно остаться с ним, поскольку его семья отказывается приезжать в США. Сколько бы времени не потребовалось я буду здесь.
Она кивнула, хотя тысячи крошечных иголочек впились ей в грудь, прокалывая столько раз, что исцелиться будет невозможно.
— Ты позвонишь, если что-нибудь измениться, любые изменения…
— Да. Сразу же.
Она вздохнула, переведя взгляд на бледное лицо, как маска, Камаля.
— Я оставлю вас на минутку, — произнес Дерек. — Я буду прямо за дверью.
Она кивнула с благодарностью, и когда дверь за ним закрылась, она опустила перила кровати, точно так же, как она делала каждую ночь с тех пор, как он попал сюда, прилегла рядом с ним, положив голову ему на плечо и обхватив рукой его упругую талию. И нежно поцеловала его в щеку.