... Опасность политического одиночества - вот откуда "синдром отставки" в жизни любого политика, тем более президента. Любой верный союзник в политике - на вес золота. И отправлять его в отставку действительно опасно. Да, Черномырдин - верный. Но вся логика жизни заставляет с ним расстаться.
Кстати, вот еще один вопрос: до конца ли, насколько точно я рассчитал политический риск?
Ведь в этот момент я расставался с двумя наиболее сильными и верными своими союзниками - Черномырдиным и Чубайсом. И оказывался, таким образом, почти в полной политической изоляции. Об этой изоляции, об одиночестве Ельцина потом будет немало сказано и написано.
... У меня с риском свои, особые отношения. Это не значит, что я ничего не боюсь или реагирую на опасность не так, как другие люди. Отнюдь нет. Точно так же - холодом в груди, некоторым шоковым отупением, сердцебиением (что в тот момент мне было очень некстати).
Но в каждом новом пришествии опасности есть один момент, который можно и нужно четко уловить: самоосознание. Мысль сама начинает работать, как бы на автомате, сама ищет выход. И находит, порой совершенно неожиданно!
Риск, в том числе и политический, идет рука об руку с расчетом. Наиболее точный расчет рождается порой в самой экстремальной ситуации. Так было и здесь.
... Каждая ночная секунда все тяжелей и тяжелей. Как же заставить себя спать? Ведь все уже сделано. Все решено...
Понедельник, 23 марта. Кремль. Вращается маятник настольных часов, равнодушно блестят полированные поверхности. А у меня внутри - огромное напряжение.
Назначили встречу с Кириенко на 7 утра. До встречи с Черномырдиным. Государственный человек должен уметь вставать рано.
"Если поручите, Борис Николаевич, я готов", - почти сразу сказал он. Потом уже пошел куда-то приходить в себя, осмысливать, но мое первое ощущение от его слов было хорошим - боец!
8 утра. Встреча с Черномырдиным.
Расставание было очень тяжелым. Узнав об отставке, Виктор Степанович совсем расстроился. Ну что я мог ему сказать? Как объяснить то главное, что не давало мне покоя все эти месяцы, - нам нужно другое поколение, Виктор Степанович! Другое поколение!
Я не стал все это обсуждать. Сказал, что двухтысячный год не за горами, что поручаю ему сосредоточиться на будущих выборах. Надо уже сейчас начинать работать. Черномырдин растерялся еще больше. Видно было, что морально не готов к отставке. Лицо отражало смесь гнева и подавленности.
Верный, порядочный, честный, умный Виктор Степанович.
Но - не президент 2000 года.
Каким-то шестым чувством догадывался: не последняя отставка. Нет, далеко не последняя. Но почему-то даже это не портило настроения. Было четкое ощущение, что сделал тяжелую работу. Сделал что-то важное.
Впервые во главе страны - молодой тридцатипятилетний человек. Впервые дан полноценный, мощный шанс совсем другому поколению политиков. Впервые возглавить правительство пришел руководитель, понимающий экономику так, как это нужно сегодня, сейчас.
Все впервые.
Я испытывал необыкновенный подъем духа, огромный оптимизм, был полон надежд.
В России уже есть молодое правительство. То самое, о котором мечтал год назад. Все сбылось. Сбылось почти неожиданно, может быть, даже вопреки всей логике событий, - но сбылось...
"БЕЗ ГАЛСТУКОВ"
Отставка Черномырдина и назначение Кириенко почти совпали по времени со знаменитой "встречей без галстуков" лидеров трех государств: Ельцина, Коля, Ширака. Она состоялась 26 марта 1998 года, в четверг.
Сейчас только Жак Ширак остается на посту президента Франции. Мы с Гельмутом Колем ушли, причем ушли примерно в одно время.
Правление Коля было отмечено эпохальным, историческим событием объединением двух послевоенных Германий, а мое - падением коммунизма, распадом советской империи, сменой политического строя.
И все-таки ушли мы по-разному. Коль, находившийся у власти уже пятнадцать лет, снова пошел на выборы, надеясь сохранить за собой пост главы государства. Я знаю, что многие советовали Гельмуту не делать этого. Несмотря на огромное уважение к лидеру, добившемуся объединения, Германия уже психологически устала от Коля. Но он не послушал и проиграл.
На примере Коля мне еще раз пришлось задуматься о том, что умение уйти - это тоже часть нашей президентской работы, часть политики.
Большая политика - это прежде всего удел сильных, волевых людей. В конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех физических и душевных сил.
...Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку.
Этим и притягивает власть.
Вопреки расхожему мнению я никогда за нее не держался, всегда был готов уйти сам. И в 1996 году, и в 1999-м этот вопрос - уходить или не уходить стоял для меня совершенно по-другому: что я оставлю после себя, какое наследство, какое завещание?
Не раз и не два, и до, и после 1996 года, я заводил со своими ближайшими помощниками разговор о досрочной отставке, приводил аргументы: я устал, страна устала от меня. И видел, снова и снова убеждался, что альтернативы пока нет.
Нельзя уходить, если есть опасность, что демократический процесс, процесс реформ может быть остановлен, а страна отброшена назад.
Кто может выдвинуться из когорты новых политиков на роль общенационального лидера? Кто готов взять на себя ответственность за страну с переходной, кризисной экономикой, левым парламентом, неотработанными механизмами гражданского общества?
Бросать Россию в таком положении в новый водоворот политических страстей я просто не имею права.
Видит Бог, я был абсолютно искренен.
Возвращаюсь к нашей "встрече без галстуков". Идею я высказал еще в Страсбурге, в 97-м году, когда в кулуарах форума мы стояли втроем с Шираком и Колем, отвечая на вопросы журналистов. Там же договорились о встрече.
Первоначально я хотел провести "встречу без галстуков" в Екатеринбурге, у себя на родине. Пройти пешком через границу Европы и Азии. Показать, где кончается на самом деле географическая Европа. Похвастаться перед друзьями могучим Уралом. Это был символический, красивый план. Однако согласовать планы всех троих лидеров, хотя бы на два-три дня, было трудно, а откладывать встречу очень не хотелось.
Поэтому встречу перенесли в Москву, в подмосковный пансионат "Бор". Ширак и Коль прилетели почти за полночь, а улетели на следующий день. Встреча получилась короткая, но очень запоминающаяся.
...Коль и Ширак для меня не просто коллеги. Не просто партнеры.
Все мы трое - дети войны. Люди одного поколения и одного склада открытые, прямые, откровенные. С самого начала испытывали друг к другу искреннюю симпатию.
Наша российская пресса отозвалась о встрече очень тепло. Жак Ширак назвал ее "мировой премьерой". Да и самым строгим наблюдателям было очевидно, что происходит нечто необычное. Западная пресса писала и о том, что "дипломатия без галстуков", неофициальный стол переговоров отнюдь не угрожают атлантической солидарности.
Действительно, дисциплина внутри НАТО железная. И я уверен, что Коль с Шираком согласовали наши трехсторонние контакты с американцами. Те отреагировали довольно спокойно.
...Но мало кто знает, что вокруг "встречи без галстуков" все-таки были скрытые интриги. И еще какие!
Первыми забеспокоились англичане. По различным дипломатическим каналам они стали посылать сигналы в наш МИД, что тоже готовы принять участие. С одной стороны, я обрадовался. С другой... Во-первых, не хотелось расширять заранее установленный регламент, во-вторых, присутствие недавно избранного Тони Блэра разрушало наш и психологический, и политический комфорт, специфический фон встречи. Англия и США - стальной стержень НАТО. Особые контакты Германии, Франции и России - некий элемент свободы внутри атлантической заданности.