Обвинение было абсурдное, дикое. Как можно следить за председателем правительства? Как можно следить за человеком, которого всюду сопровождает мощная охрана, за безопасность которого отвечает целая силовая структура Федеральная служба охраны? Зачем вообще за ним устанавливать
наблюдение, если каждый его шаг ни для кого не является секретом?
Путин настаивал на формальном следствии. Евгений Максимович пошел на попятный. Но абсурдное обвинение по-прежнему считал вполне реальным.
... Такая же история была с так называемой чисткой ФСБ. Примакову, очевидно, донесли, что новый руководитель ФСБ расправляется со старыми кадрами. Он не раз и не два говорил мне, что Путин убирает опытных чекистов, привел в руководство комитета сплошь зеленых и неопытных питерцев. Наконец я потребовал разобраться с этим вопросом.
Путин попросил у меня разрешения устроить встречу с коллегией ФСБ в кабинете премьера. Они встретились. К удивлению Примакова, среди членов коллегии оказались почти все знакомые лица. Большинство заместителей остались на своих местах. После той памятной встречи Евгений Максимович несколько смягчил свое отношение к ФСБ.
Стоило лишь внимательно проанализировать подобные эпизоды - и все вставало на свои места. Евгений Максимович подозревал других в том, что, видимо, не считал зазорным и для себя.
А я долго не мог понять, почему премьер огромной страны, умный, интеллигентный политик ведет себя в этих разговорах со мной как какой-то кадровик старой школы. Дай я в то время волю привычкам Примакова - и он довольно быстро изменил бы наш политический и финансовый ландшафт на основании своих "справок" и субъективных представлений о том, кто враг, а кто - друг.
Я настоятельно советовал Евгению Максимовичу не обращать внимания ни на критику либеральных политиков и экономистов, ни на резкие статьи в газетах, ни на слухи о возможных кознях спецслужб. "Я, президент, вас поддерживаю. Это - главное", - говорил я ему.
И до поры до времени мне казалось, что он воспринимает мои слова, по крайней мере пытается меня понять.
Именно осенью 98-го у политической элиты возникло ощущение, что премьер потихоньку забирает президентские полномочия, старается взять в свои руки нити государственного управления. Примаков все чаще встречался с силовиками, по Конституции подотчетными лишь президенту, всюду старался расставить на вторые роли, в качестве замов, своих людей из службы внешней разведки. В газетах стали писать о том, что окружение президента "сдает" меня Примакову - например, сотрудники администрации якобы договорились с Евгением Максимовичем, что останутся работать в будущем, поэтому спокойно смотрят на уход полномочий из рук президента.
На эти слухи я реагировал абсолютно спокойно. Никакого "ползучего" путча не боялся. Для меня главным оставалось то, что Примаков и его правительство будут держать политическую паузу (тем самым помогут экономике выбраться из кризиса) и что руки у коммунистов связаны участием их людей в правительстве.
Мнения об экономической стратегии Примакова в то время были различными.
Одни экономисты резко его критиковали за отсутствие внятной политики. Другие, настроенные к правительству более лояльно, утверждали, что ошибок оно не делает и что в экономике (благодаря многократному падению курса рубля) наступил некоторый рост. Это было правдой: благодаря тому, что курс рубля упал практически в три раза, нам стало гораздо легче платить зарплату, обеспечивать финансирование госзаказа, наполнять бюджет. Реальный уровень жизни населения стал, конечно, гораздо ниже из-за инфляции, тем не менее "розовое" правительство Примакова своей государственной риторикой, своим советским стилем руководства удерживало людей от социального протеста, от забастовок или новой "рельсовой войны".
Людям импонировали лозунги нового правительства: жить по средствам, производить и покупать отечественные товары. Правительство же помогало экономике тем, что при новом премьере оно, по сути, оставило экономику в покое.
По социологическим опросам, рейтинг доверия Примакову оставался высоким и стабильным.
Евгений Максимович, вольно или невольно, помогал мне в достижении главной политической цели - спокойно довести страну до 2000 года, до выборов. Затем, как я тогда думал, мы вместе найдем молодого сильного политика и передадим ему политическую эстафету. Дадим ему стартовую площадку, поможем раскрыть свой потенциал.
И тем самым поможем выиграть выборы.
...ОПЯТЬ НА БОЛЬНИЧНОМ
11 октября 1998 года я вылетел с визитом в Узбекистан и Казахстан.
Еще накануне вечером у меня поднялась температура до 40 градусов, утром ее сбили, но, понятно, состояние было не очень. Врачи поставили предварительный диагноз - трахеобронхит. Начали колоть антибиотики.
Наина и Таня умоляли меня не ехать. Но я опять не послушал ни семью, ни врачей. Откладывать визит было невозможно, тем более в самый последний момент. Если я чувствую, что надо, то, как говорят спортсмены, хоть "на зубах", но должен долететь, доехать.
С первой же минуты, едва самолет приземлился в Ташкенте, почувствовал себя еще хуже. Преодолевал слабость только усилием воли.
Здесь я должен обязательно поблагодарить президента Узбекистана Каримова: не знаю, как бы закончилась эта поездка, если бы не его глубокое сочувствие и понимание ситуации. Помню, как во время торжественной встречи, прямо на ковровой дорожке, перед строем парадных гвардейцев, перед многочисленными зрачками телекамер, все вдруг поплыло у меня перед глазами. Головокружение. И так не вовремя! Но на счастье, Ислам Каримов оказался рядом, поддержал, и я через мгновение пришел в себя.
...Температуру продолжали сбивать сильными антибиотиками. Снова тяжело дышать, снова слабость, жжение в груди, снова мир кажется зыбким и невесомым. Тем не менее из Ташкента я перелетел в Алма-Ату, где у нас был запланирован второй визит, встреча с Нурсултаном Назарбаевым. Из-за болезни она прошла по укороченной программе. Затем под бдительным оком врачей я переправился в Москву.
Мой новый пресс-секретарь Дмитрий Якушкин заявил журналистам: всю эту неделю президент проведет в Горках - врачи рекомендовали ему постельный режим.
...14 октября, несмотря на все медицинские рекомендации, я встаю с постели и еду в Кремль. Мое появление - полная неожиданность и для прессы, и для Думы, и для Совета Федерации. 14-го и 15-го я провел несколько важных встреч.
Встречи плановые. Но всем известно, что президент - на больничном. Плановый график на эту неделю уже отменен. Буквально в течение двух часов мои помощники вновь собирают всех приглашенных на встречи с президентом в Кремль.
Позднее я понял, что не ошибся. Политическое значение каждого моего шага в эти дни становится крайне весомым.
В тот же день, 14 октября, Совет Федерации обсуждает проект постановления "Об итогах всероссийской акции протеста". В резолюции были, например, такие слова: "Каждый день пребывания Б.Н. Ельцина в должности президента создает угрозу государственности России". В этом же постановлении президенту предлагалось "добровольно и безотлагательно подать в отставку".
Для принятия решения региональным лидерам не хватило всего 11 голосов...
В начале ноября уже депутаты Думы рассматривают законопроект "О медицинском заключении о состоянии здоровья президента РФ".
Для прохождения закона в Думе не хватило всего 5 голосов...
Отправить меня в отставку по состоянию здоровья, о чем давно мечтали коммунисты, чуть было не стало возможно по закону.
Для того чтобы понять, что же вызвало "осеннее обострение" у депутатов Государственной Думы, у левой части сенаторов, нужно вернуться немного назад, к моменту утверждения нового премьера, Евгения Максимовича Примакова. Вначале левые фракции парламента ликовали: "Нам удалось создать правительство народного доверия!" Но очень скоро туман политических иллюзий развеялся. Депутаты поняли, что перекромсать Конституцию, ограничить мои президентские полномочия им в очередной раз не удалось. Больше того, существование в правительстве "красного крыла" (Маслюков и Кулик), достаточно сочувственное отношение к коммунистам самого Примакова лишали их возможности маневра. Ни критиковать правительство, ни требовать его отставки они уже в открытую не могли. Необходим был какой-то иной клапан для раскручивания истерии, для выпускания политического пара. После того как законопроект о моем принудительном медицинском освидетельствовании не прошел, они срочно стали искать другой повод для обострения отношений.