Иногда от этого делалось пусто и горько на душе, и прошлые годы казались проклятыми и неприглядными. Но потом это проходило, потому что книга о ней уже писалась, еще при ее жизни, она читала и правила отдельные главы и была довольна тем, что получается. На это она и уповала — правда о ней должна была восторжествовать.
Последние свидания с солнцем
Было в жизни Прасковьи Яковлевны событие, когда она после очередной крупной ссоры с Борисом Павловичем приехала к младшей дочери и попросила забрать ее к себе. Обещала: «Я вам обузой не буду, пойду работать».
А Любовь Борисовна, преодолев ошеломление, подробненько расспросила обо всем, что у нее дома случилось, выслушала и сказала: «Приезжай». Затем, как бы рассуждая вслух, добавила, что, с ее точки зрения, жить с ними в однокомнатной квартире она не сможет, ибо привыкла иметь свой дом и быть в нем хозяйкой. Да и город — не село, не понравится ей.
Чем отозвались те слова в бедной Прасковье Яковлевне теперь можно только представить... Настрадавшееся сердце ее получило удар с той стороны, откуда меньше всего ожидало. Водилась ли истина в словах Любови Борисовны или нет, но ее мысли были чересчур рассудочны, высказаны не вовремя, слишком прямо. Они не соответствовали моменту — эх, глупая молодость... Они не ранили, а убивали! Воистину, простота хуже воровства.
Но Прасковья Яковлевна выдержала и этот удар. На следующий день уехала домой и больше никогда этот эпизод своей жизни не вспоминала. Распря с мужем как-то улеглась, дни покатились прежние...
Возможно, то была ее первая серьезная попытка исправить ошибки молодости и изменить свое будущее, чтобы старость провести в покое... То был последний ее шанс. Не состоялось... Дочь не подала руку помощи, не вытащила маму свою из трясины, в которой та погибала...
Лет через двадцать, когда не стало Бориса Павловича, Любовь Борисовна вдруг прозрела и поняла, какую боль и муку доставила своей маме. И запечалилась душой, заболела — не найти слов, чтобы рассказать, как после этого она корила себя. И при первой же возможности спросила, как ее мама пережила те дни, когда она так жестоко поступила с нею, практически не приняла в свою семью. Спросила, чтобы попросить прощения, покаяться и сказать, что с тех пор все годы она невероятно пеклась душой и мыслями о маме, но и посейчас думает, что другого выхода тогда не было. Они долго беседовали вдвоем, все-все обсуждали-выясняли... И не могли понять, правильно ли тогда получилось, что Прасковье Яковлевне пришлось возвращаться к мужу и дальше нести свой крест.
И вот шел 2008-й год. При отнятой благодати Прасковья Яковлевна начала таять. Никого это не интересовало, на кого она жизнь положила, а она таяла и таяла у всех на глазах — теперь уже без жалоб, бессловесно... Просто ждала, пока у кого-нибудь совесть проснется... Дождалась, что однажды потеряла силы и больше не могла встать с постели. Умерла бы тогда, да вовремя младшая дочь приехала и забрала ее к себе — вдвоем с мужем на простынке вынесла из дому, усадила в машину и повезла к себе в город.
Прасковья Яковлевна смотрела в окошко по сторонам, узнавала дорогу и понимала, что с мозгами у нее все в порядке. А что же тогда заболело? Не могла понять.
Приехали во двор. Юрий Семенович, зять, побежал за стулом. Вытащили Прасковью Яковлевну из машины, на стул усадили, кое-как вдвоем с Любовью Борисовной донесли до подъезда, а выше внести не могут. И тут где взялся сосед, вроде мальчишка совсем. Так им казалось, потому что он незаметно вырос на их глазах. Отодвинул Любовь Борисовну в сторону, попросил отойти Юрия Семеновича, подхватил стул с Прасковьей Яковлевной и чуть ли не как пушинку вынес на третий этаж.
— Хоть бы на годик продлить ей жизнь, дать попрощаться с белым светом, — плача, говорила Любовь Борисовна врачам, пригласив их на следующий день. — Пусть бы она спокойно на солнце насмотрелась.
Врачи осмотрели больную, поставили диагноз, соответственно диагнозу назначили лечение. А браться самим за лечение отказались — боялись возраста, мол, больная может его не выдержать.
— Лечите под мою ответственность! — решила Любовь Борисовна. — Она никогда по-настоящему не лечилась, должна выдержать.
Так и поступили.
Организовали лечение Прасковьи Яковлевны по всем правилам — и капельницы ей ставили на дому, и уколы делали, и массажи, и зарядку, и режим правильный для нее держали. Три недели поднимали ее, и таки подняли. Купили ей ходунцы, научили с их помощью перемещаться по квартире. Прасковья Яковлевна и сама старалась, постепенно окрепла и скоро ходила сама, без ходунцов. А там начала домой проситься.