Кавинант сидел молча, пока Этьеран и Лена постепенно успокаивали друг друга. Потом он спросил:
— Что вам известно обо всем этом? Что происходит со мной?
Прежде, чем Этьеран смогла ответить, снаружи послышался голос:
— Эй! Этьеран, дочь Тьеран! Трелл Гравлингас говорит нам, что твои дела на сегодня окончены. Выходи и спой для Подкаменья!
Мгновение Этьеран стояла, совершенно погрузившись в себя. Потом она вздохнула:
— Ах! Дело моей жизни только что началось, — и направилась к двери. Отогнув занавес, она произнесла в темноту: — Мы еще не ели. Я приду позже. Но после собрания мне нужно поговорить с группой старейших.
— Их предупредят, — отозвался голос.
— Хорошо, — сказала Этьеран. Но вместо того, чтобы повернуться к Кавинанту, она осталась стоять у входа, некоторое время глядя в темноту. Когда она, наконец, опустила занавес и повернулась к Кавинанту, он увидел, что глаза у нее увлажнились и в них появилось такое выражение, которое он сначала принял за покорность судьбе. Но потом он понял, что Этьеран просто вспомнила о былой покорности.
— Нет, Томас Кавинант, — печально сказала она. — Я ничего не знаю о вашей судьбе. Может быть, если бы я дольше пробыла в Лосраате, если бы у меня хватило сил… Но лимит моего пребывания там кончился, и я вернулась домой. Я знаю часть старого учения, о котором и не подозревают в Подкаменье Мифиль, но этого слишком мало. Все, что я могу вспомнить для вас, — это обрывки магических старых строк, нарушающих мир: «…Дикая магия, высеченная в каждом камне, сдерживаемая до поры, когда белое золото освободит ее и возьмет под контроль…» Но значения этих строчек, так же, как и направление теперешних времен, я не знаю. Так что вдвойне необходимо доставить вас в Совет.
Потом, посмотрев ему прямо в лицо, она добавила:
— Я открыто говорю вам, Томас Кавинант, что если вы пришли, чтобы предать Землю, то лишь Лорды, может быть, смогут остановить вас.
Предать? Эта была еще одна новая мысль. Прошло мгновение, и Кавинант понял, что имела в виду Этьеран. Но прежде, чем он заявил свой протест, Лена вступилась за него:
— Мама! Он же сражался с серой тучей на Смотровой Кевина. Я сама это видела. Как ты можешь в нем сомневаться?
Эта защита сдержала его воинственную реакцию. Сама того не желая, Этьеран затронула запретную тему. Он еще не зашел настолько далеко, чтобы сражаться с Лордом Фаул.
Возвращение Трелла лишило Этьеран возможности ответить дочери. Великан некоторое время стоял в дверях, переводя взгляд с Этьеран на Лену и Кавинанта и обратно. Наконец он сказал:
— Так-так. Наступают тяжелые времена.
— Да, муж мой Трелл, — пробормотала Этьеран. — Тяжелые времена.
Потом его взгляд упал на осколки кувшина на полу.
— И в самом деле, тяжелые времена, — тихо проворчал он, — если бьется глиняная посуда, а черепки спокойно валяются под ногами.
На сей раз Лена испытала неподдельный стыд.
— Прости, папа, — сказала она. — Я испугалась.
— Ничего. — Трелл подошел к ней и положил ей на плечи свои тяжелые руки. — Некоторые раны вполне поддаются лечению. Сегодня я чувствую себя сильным.
При этом Этьеран с благодарностью посмотрела на мужа, словно он только что совершил какой-то подвиг.
К недоумению Кавинанта, она сказала:
— Садитесь, гость. Еда скоро будет готова. Идем, Лена.
Они вдвоем засуетились вокруг нагретого камня.
Кавинант смотрел, как Трелл начал подбирать осколки разбитого кувшина. Гравлингас тихо мурлыкал древнюю таинственную песню. Он осторожно перенес черепки на стол и положил их возле лампы. Потом он сел. Кавинант сел рядом с ним, гадая, что должно произойти.
Напевая сквозь сомкнутые зубы приглушенную песню, Трелл начал подбирать черепки друг к другу, словно решая головоломку. Осколок за осколком становился на место, смыкаясь с другими без помощи какого-либо клея, насколько это видел Кавинант. Движения Трелла были тщательными, кропотливыми, прикосновение к каждому осколку очень осторожным, но кувшин, казалось, очень быстро рос в его руках, и черепки точно подходили друг к другу, оставляя лишь сеть красивых темных линий в тех местах, где были трещины. Вскоре кувшин снова стал целым.
Тогда глубокий голос Трелла приобрел новую модуляцию. Он принялся поглаживать пальцами кувшин, и везде, где его пальцы касались поверхности, темные сетчатые линии исчезали, словно стирались. Трелл медленно ощупал так весь сосуд снаружи, а потом принялся за его внутреннюю поверхность. Наконец он поднял его и проделал ту же процедуру с днищем. Держа сосуд пальцами обеих рук, он начал вращать его, внимательно осматривая, чтобы убедиться, что ничего не пропущено. Затем он окончил пение, осторожно поставил кувшин и отнял от него руки. Посудина казалась такой же целой, как будто ее никогда не разбивали.