Кавинант заковылял следом за ней. Несколько долгих мгновений он, скользя, падая и передвигаясь на четвереньках, пытался дотянуться до ее ускользающей спины, в нетерпении схватить и остановить. Но словно какой-то внутренний источник питал ее силу, делая неуловимой для Кавинанта; вскоре он прекратил свои попытки. Дождь тормозил его, словно он пытался бежать по дну глубокого ручья.
Подскользнувшись, он поехал на животе с крутого склона, захлебываясь грязью. Когда он смог поднять голову и протереть глаза от воды и грязи, то увидел, что Этьеран исчезла во тьме урагана, словно боялась его, страшилась его прикосновения.
С трудом поднявшись на ноги, Кавинант взревел, обращаясь к неистовым тучам:
— Черта с два! Ничего у вас не выйдет!
В этот же миг, когда ярость его достигла апогея, огромная белая молния ударила в землю прямо около него. Кавинант почувствовал, что она задела его левую руку.
Разряд отбросил его вверх на гору. Несколько мгновений он лежал, ошеломленный, сознавая лишь силу разряда и обжигающую боль в руке. Его обручальное кольцо, казалось, воспламенилось. Но когда он немного пришел в себя, то не заметил никаких ран на руке, и пока он искал источник боли, та постепенно прошла.
Тряхнув головой, он сел. Поблизости не было никаких следов от удара молнии. Погруженный в оцепенение, Кавинант чувствовал, что что-то изменилось, но не мог определить, что именно. Он с трудом поднялся на ноги и тут же увидел Этьеран, лежавшую в двадцати ярдах впереди на склоне горы. Голова его кружилась от ошеломления, но он осторожно двинулся к ней, сконцентрировав на движении все свое внимание. Она лежала на спине, очевидно не раненая, и смотрела, как он приближается. Когда Кавинант подошел, она с удивлением спросила:
— Что вы сделали?
Звук ее голоса помог ему вернуть самообладание. Он смог произнести вполне членораздельно:
— Я? Ничего.
Этьеран медленно поднялась. Стоя перед Кавинантом, она мрачно и с сомнением взглянула на него и сказала:
— Нам что-то помогло. Смотрите, ураган затих. И ветер переменился, теперь он дует, как положено. Грейвин Френдор больше не угрожает. Благодари Страну, Неверующий, если это действительно не твоя заслуга.
— Разумеется, не моя, — пробормотал Кавинант.
Он удивился своей неспособности обнаружить, что изменилось вокруг.
То, что сказала Этьеран, было очевидно. Ветер переменился, его сила значительно уменьшилась. Дождь шел так же беспрестанно, но без прежней ярости: теперь это был всего лишь основательный весенний дождь.
Кавинант снова тряхнул головой. Он чувствовал себя до странного неспособным что-либо понять. Но когда Этьеран мягко спросила: «Ну что, пойдем?», он услышал в ее голосе нотку невольного уважения. Казалось, она все же думала, что ураган стих благодаря ему.
Оцепенело пробормотав: «Разумеется», он снова пошел следом за Этьеран.
Весь остаток дня шел тот же чистый дождь. Кавинанта не покидало чувство умственной заторможенности, и единственными внешними факторами, проникавшими в его сознание, были сырость и холод. Большая часть дня незаметно миновала, как один долгий рывок сквозь промозглость и холод. К вечеру Кавинант уже настолько пришел в себя, что смог обрадоваться, когда Этьеран нашла новый Веймит, и пока его одежда сушилась возле пламени гравия, он тщательно осмотрел себя на предмет скрытых травм. Все случившееся по-прежнему удивляло его. Он не мог отделаться от странного ощущения, что та сила, которая укротила ураган, необъяснимо изменила и его самого.
Утро следующего дня было ясным и торжествующим, и путники покинули Веймит рано, на рассвете вновь наступившей весны. После напряжения предыдущего дня Кавинант чувствовал острую настороженность к этой ликующей свежести воздуха и сверканию росы на траве, к блеску вереска и пьянящему аромату драгоценных ягод. Страна поразила его своей красотой, словно он никогда не видел ее прежде. Ее реальность, жизненность была до странного доступна его чувствам. Он чувствовал, что может видеть, как весна циркулирует внутри деревьев, травы и цветов; слышать возбуждение в птичьих голосах, обонять свежесть бутонов и почек и чистоту воздуха.
Потом Этьеран внезапно остановилась и осмотрелась. Когда она втянула носом воздух, черты ее исказила гримаса отвращения и тревоги. Она повела головой, словно пытаясь засечь источник угрозы.
Кавинант последовал ее примеру, и тотчас его охватила дрожь узнавания. Он почувствовал, что в воздухе на самом деле что-то не то, что-то фальшивое. Этого не было в непосредственной близости — запахи деревьев, травы и цветов, благоухающих после дождя, были такими, какими им положено быть, Но это примешивалось к ним, как нечто тревожное, неуместное, неестественное. Кавинант инстинктивно понял, что это был запах болезни, запах преднамеренного зла.