— Так точно, товарищ полковник! Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
— Есть!
Саватеев покинул подъезд дома. Следом за ним вышли на улицу и мы с Гуриным. В квартире Зеленских горел свет, но там по-прежнему стояла бившая по нервам тишина. Борис прислонился к стене, глухо сказал:
— Боюсь, как бы этот Кормилов не натворил новых бед. От него можно ожидать всего. Такой негодяй пойдет на самое тяжкое...
— Подождем приезда его отца. Думаю, все кончится мирно и благополучно, — успокоил я Бориса. — Отсюда преступнику уже не уйти — обложили, как волка. Пойдем посидим вон на той скамейке, из окон Зеленских она не просматривается.
— Да, посидеть несколько минут не мешает, — согласился Борис. — Весь день сегодня на ногах...
— Что, работы много?
— Под завязку. Жалобы прямо косяками идут. Подавляющее большинство из них — на злоупотребления чинуш разных рангов и званий, о кооперативах, нарушениях демократических основ...
Мы присели на стоявшую возле куста сирени скамейку, закурили. Гурин продолжал:
— Недавно к нам поступила жалоба старой деревенской женщины. Ее внук, рано оставшийся без родителей, учился в кооперативном техникуме, за злостное хулиганство осужден нарсудом нашего района к двум годам лишения свободы, а его приятель, совершивший преступление вместе с ним, отделался легким испугом — получил условную меру наказания. Женщина убеждена, что здесь сказалось служебное положение его отца, ответственного работника райисполкома. Проверили: сынок высокопоставленного папаши виноват не меньше внука старой женщины...
— А как же суд?..
Гурин пыхнул сигаретой, огонек на секунду высветил его худощавое, аскетическое лицо с горбатым носом и сросшимися на переносице бровями.
— Мы часто говорим: «Суд независим...» Но это только принцип, а не реальность, — с невеселой усмешкой ответил Борис. — На практике суд зависим от многих инстанций — райкома партии, исполкома, отдела юстиции. Может ли он, например, вынести объективное решение о законности того или иного нормативного акта местных органов власти! Чего греха таить, эта зависимость по так называемой горизонтали порой сказывается и на приговорах суда. Пока суды не будут выведены из подчинения местных властей и станут подчиняться только по одной линии — «по вертикали», должного порядка у нас не будет. Да и существующая у нас избирательная система (и не только судей) желает много лучшего. Впрочем, избирательной ее можно назвать только с большой натяжкой. Ведь само слово «выборы» предполагает, что гражданин из числа нескольких кандидатов имеет право выбрать одного. А кого выбирать, если в бюллетене для тайного голосования — фамилия только одного кандидата, заранее согласованная и санкционированная в верхах!
Слушая Бориса, я вспомнил случай, произошедший лет десять назад в Соколове. Долгое время судьей в районе работал некий Подобедов. Опытный юрист, но человек невысоких моральных качеств, угодничавший перед любым начальством, он не пользовался авторитетом среди населения. И во время очередных выборов в народные судьи его «прокатили» — в большинстве бюллетеней фамилия его оказалась вычеркнутой. Это уже было ЧП, в райкоме и райисполкоме забили тревогу. Из области и республики в Соколово нагрянули разных рангов и званий представители. Выборы были признаны недействительными. В случившемся усмотрели чуть ли не антисоветский заговор. Начали искать зачинщиков. К этой работе подключили и меня, в то время начальника отделения уголовного розыска райотдела внутренних дел. Но я отказался участвовать в этой позорной, как считал, акции, за что по личному указанию первого секретаря райкома партии Николая Афанасьевича Ковалева схлопотал строгий выговор с занесением в учетную карточку за «игнорирование распоряжений райкома и халатное отношение к исполнению служебных обязанностей, запущенную профилактическую работу среди населения района».
Я напомнил об этом давнем случае Гурину.
— Помню, помню, как тогда тебя песочили, — засмеялся Борис. — Как на наше партийное собрание пожаловал сам Николай Афанасьевич, как он одергивал коммунистов, которые не считали нужным объявить тебе даже простой выговор. Кстати, был на днях в Соколове, довелось встретиться с Николаем Афанасьевичем. Он сейчас такую кипучую деятельность развил по упрочению гласности и демократии в районе, что впору ему памятник при жизни ставить! С ходу человек перестроился! Тебе привет и наилучшие пожелания просил передать, дескать, пусть не обижается — время тогда было такое...