— Приготовься, Вадим. Он что-то затевает.
Я достал пистолет, снял его с предохранителя. Козловский тоже щелкнул затвором и затих. Квартира Зеленских погрузилась в темноту, только на стеклах играли слабые блики света — то ли от уличного фонаря, то ли отражалась занимавшаяся заря.
Мучительно тянулись минуты. Наконец преступник не выдержал: видимо, почувствовал, что судьба его предрешена. Со звоном полетели оконные стекла, и Кормилов, прикрываясь кричавшей любовницей, выпрыгнул на крышу первого этажа, открыл огонь. Одна из пуль чиркнула по каменной кладке в каком-то сантиметре от моей головы, и сразу же кто-то застонал за кустом сирени; туда, низко пригибаясь к земле, бросился незнакомый мне сержант.
Прозвучало несколько выстрелов и с нашей стороны. Я повернулся к Козловскому. Положив на вскинутую левую руку пистолет, он тщательно целился в отчетливо различимую на фоне светлевшего неба фигуру бандита.
— Стреляй, Вадим!
— Боюсь задеть женщину. Видите, он прячется за ней...
Выстрел Козловского прозвучал для меня неожиданно, заставил вздрогнуть. Я увидел, как Кормилов выронил пистолет, согнувшись, сделал несколько неуверенных шагов к краю крыши, на короткий миг, словно в раздумье, застыл на месте, потом рухнул вниз. Он упал на цветочную клумбу лицом на землю, широко раскинул ноги.
Когда я подошел к клумбе, там уже толпились наши работники, в том числе и подполковник Козловский. Он кивнул на труп преступника и с негодованием сказал:
— Посмотрите, Игорь Иванович, какое кощунство!..
На брюках Кормилова, чуть ниже заднего кармана, тускло блестел приколотый скрепкой орден, о котором говорил Петр Зеленский. Козловский отцепил его, протянул Гурину, мрачно сказал:
— Только уж за одно такое надругательство над нашей священной памятью мало пристрелить этого фашиста!
Гурин аккуратно завернул орден в листок бумаги, брезгливо покосился на труп, ответил:
— Он свое получил.
Мимо провели икавшую то ли от слез, то ли от страха Марию Сальвончик.
Подошел подполковник Саватеев, тихо сказал:
— Ранен капитан Соколовский.
Мы бросились к стоявшей под аркой «скорой помощи». Люди в белых халатах несли на носилках старого участкового инспектора. Нет, не все пули бандита прошли мимо цели.
Я склонился над носилками. Соколовский разлепил спекшиеся губы, с трудом сказал:
— Вот видишь, Игорь, и на старуху бывает проруха. Но нет худа без добра: рана на добрый месяц, как говорят врачи, еще задержит меня в милицейском строю. Приходи в больницу, теперь у нас будет время повспоминать былое...
Рассветало. В окнах домов зажигался свет, оживали улицы. Город начинал новый трудовой день.
