Вооружившись молотками, отправились в Ятвезь. Радкевич сидел на полу в проходной птицефермы и, сжимая ладонями голову, что-то мычал себе под нос.
— Даже на дежурстве, гад, нализался до поросячьего визга! — сплюнул презрительно старший Статкевич.
Радкевича вытащили из проходной, и Владимир первым ударил его молотком по голове. Падая, Радкевич схватился рукой за полу куртки племянника, вырвал пуговицу (ее отсутствие Владимир обнаружил уже дома). Несколько ударов молотком шурину нанес и Статкевич-старший...
Вернувшись под утро домой (в окнах горел свет: не выключали специально, когда уходили), замыли и спрятали одежду и обувь и опять сели за стол. Отец сказал:
— Вот что, Володька, мы с тобой вне подозрений. Ну, а если выйдут на нас, бери все на себя: ты еще подросток, какой с тебя спрос! Только не сразу признавайся, смотри в оба! Впрочем, никаких доказательств против нас нет...
Владимир переоделся в пальто отца, обул его ботинки и первым автобусом уехал в Соколово...
И опять трудный разговор со старшим Статкевичем в следственной комнате изолятора временного содержания, куда мы пришли вдвоем с Гуриным.
— Гражданин Статкевич, вам предъявляется заключение экспертизы: на изъятых при обыске ваших кирзовых сапогах обнаружена кровь убитого Радкевича. Читайте!
Статкевич прочитал заключение, вернул его Борису и хмуро буркнул:
— Может, то моя кровь...
— Вы же не глупый человек и отлично знаете, что абсолютно одинаковой крови не существует! Впрочем, если вы настаиваете, можем взять вашу кровь и провести еще одну экспертизу.
— Проводите. Кровь у всех красная...
— Вижу, экспертиза вас не убедила. Тогда ознакомьтесь с показаниями вашего сына. Вот, пожалуйста, протокол его допроса. Читайте внимательно.
Статкевич читал долго, неоднократно возвращался к уже прочитанному, отрывался от протокола, о чем-то думал, опять начинал читать сначала. Наконец, положив на край стола протокол, пожал плечами, сказал с кривой ухмылкой:
— Мало ли что с перепугу может наплести подросток! Да если его еще по шее звездануть...
Гурин, сдерживая себя, раздельно сказал:
— На допросе присутствовал преподаватель училища. И никакого давления на вашего сына не оказывалось!
Статкевич, поглаживая бороду, посмотрел на нас прищуренными глазами, опять ухмыльнулся, изрек:
— Нашли на кого ссылаться! Да все преподаватели во главе с директором училища сейчас перед вами на лапках ходят — их ведь по головке не погладят, если вы в высшую инстанцию бумагу направите о плохой воспитательной работе с подростками в СПТУ.
Борис и на этот раз сдержал себя, ровным голосом заявил:
— И тем не менее, гражданин Статкевич, мы убеждены, что ваш сын рассказал правду. Это подтверждается протоколом осмотра места происшествия и другими материалами уголовного дела.
Статкевич неожиданно взорвался:
— Что вы мне сыном тычете! Не сын он мне вовсе! Ему отец — Радкевич!
Мы с Гуриным переглянулись. Лицо Бориса начало багроветь от прилива злости. Пытаясь успокоиться, он потер ладонями щеки и тихим голосом уточнил:
— Значит, вы руками сына расправились с его отцом?
— Вот именно! — рявкнул Статкевич. — Да, я давно готовил эту расправу! Готовил, потому что этот Колька всю жизнь мне стоял поперек горла! И я отомстил не только этому негодяю, но и жене за ее измену!.. А теперь делайте со мною что угодно! Сам виноват, что попался из-за глупости. Если бы пошел на это дело трезвым, не оставил бы вам следов. Все! Больше я вам не скажу ни слова!..
Когда вышли из ИВС, Борис с омерзением сказал:
— Какой подонок, а! Это же надо — задумать и совершить такое преступление! И откуда только такие выродки берутся?
— Они преспокойно живут среди нас, пользуясь нашим равнодушием. Не помню, но кто-то очень умно сказал, что равнодушные никого не предают и не убивают, но только с их молчаливого согласия на земле и совершаются предательства и убийства...
— Да-да, ты прав, — задумчиво отозвался Гурин и, помолчав, сказал: — Пошли отдыхать. Завтра предстоит много работы, если, конечно, и сегодня ночью не поднимут...
Бабье лето в Соколове
1. Самая короткая ночь в неделе
Разбудил меня настойчиво-требовательный грохот в переплет оконной рамы. Чертыхаясь, я вскочил с кровати и сразу же почувствовал свирепый холод нетопленной комнаты — в гостинице еще не подключили отопление. Во дворе стоял шофер отдела Сергей Петрашевич и продолжал молотить по раме.