В окно снова постучалась сова. Шестая за утро. По крайней мере она насчитала шесть, но вставать не было ни малейшего желания. Девушка отменила встречу со своим подзащитным и перенесла подачу ходатайства на несколько дней, чтобы прийти в себя. А ещё она так и не набралась смелости и не аппарировала в госпиталь, чтобы проведать Рольфа. Стоило ей снова подумать о друге, как из глаз бесконтрольно полились слёзы.
На улице загремел гром и начался дождь. Гермиона глубоко вдохнула и прикусила губу — ей нужно было заставить себя встать, потому что последний человек, которому она была готова проиграть — это себе. Девушка не привыкла жалеть себя настолько долго. Из каждой ситуации всегда существовало, как минимум, три выхода. Уж один она-то точно должна найти. Безвыходного положения не бывает, и Гермиона не собиралась принимать появления Нарциссы Малфой, как условие для проигрыша своим бесам. Последнее слово оставалось за ней.
Кое-как она добралась на кухню и залпом выпила стакан холодной воды, чтобы отрезветь немного свой парализованный разум. Гермиона прикоснулась пальцем к пирогу, который миссис Харди любезно оставила на столешнице, но чувство тошноты не заставило себя долго ждать. Девушка с отвращением отодвинула пирог от себя и начала глазами искать свою сумочку. Лучшим десертом для неё сейчас станут пару таблеток, что быстро справятся с её подавленным состоянием.
На полпути к сумке она снова услышала постукивание в окно. Гермиона со злостью посмотрела на очередного филина, который держал в клюве письмо.
— Кыш! — она открыла окно и разгневанно прогнала птицу. — Блядские совы! Когда вы уже забудете сюда дорогу?
На подоконнике валялась целая стопка писем, и все от одного отправителя. Нарцисса Малфой.
Грейнджер небрежно швырнула письма прямо на проезжую часть, замечая, как руки снова начали подрагивать. Теперь её эмоции граничили между страхом и ненавистью, где второе набирало обороты. Она даже не догадывалась, чего так настойчиво добивалась от неё эта женщина, но с каждым конвертом желание отрубить той пальцы, чтобы она перестала строчить ей письма — неистово возрастало.
Гермиона без воды проглотила три таблетки и направилась к камину, попутно укутавшись в чёрный плед. Единственное, что сейчас могла сделать девушка, чтобы хоть как-то оградить себя от представительницы платинового семейства — это преградить ей путь к себе. Любыми доступными способами.
Зелёное пламя вспыхнуло, и Грейнджер наклонила голову в ожидании ответа по ту сторону камина.
— Гермиона! — радостно воскликнул запыхавшийся Поттер. — Ну наконец-то я тебя вижу, а то ты стала какая-то недосягаемая, честное слово. Как ты там?
— Я в порядке, — она натянуто улыбнулась. — Гарри, не сочти меня бестактной, но я по делу.
— Слушаю, — он тут же посерьёзнел. — Что случилось?
— Я собираюсь немного злоупотребить твоими связями. Мне нужно получить запрет на отправку писем, а точнее, чтобы одной небезызвестной личности запретили меня забрасывать письмами.
— А я как могу помочь тебе?
— Личность эта… — она запнулась, подбираясь слова. — Мне нужно, чтобы запрет наложили на Нарциссу Малфой.
Повисло неловкое молчание. Единственный разговор, касающийся Малфоя, случился между ними десять лет назад, когда Гарри извинялся за те показания. С того дня эта тема оставалась под двадцатью замками и никогда не обсуждалась, точно так же, как и вопрос родителей. Гермиона ни с кем и никогда не говорила на эти две темы — только сама с собой.
— Ты знаешь, чего она хочет…
— Нет! — слишком грубо перебила его девушка. — Прости… Я не читала её письма. Я не знаю, чего она хочет.
— Я могу догадываться, — прокашлялся Гарри. — Открыто очень громкое дело против Малфоя…
— Достаточно. Хватит. Я просто прошу тебя о помощи.
Ей стало плохо. Ноги подкосились, голова закружилась, а к горлу подступил ком. Внезапно она уловила странный аромат, который взялся просто из ниоткуда — лёгкие наполнили полевые цветы и первая весенняя свежесть. Только вот от этого аромата разрывалось сердце, и Гермиона буквально почувствовала, как жизнь начала покидать её тело. Она постаралась выровнять дыхание, но навязчивый аромат проникал под кожу и связывал по рукам и ногам.
— Полагаю, что дело в убийстве Астории Малфой, — всё же сказал Гарри. — Драко Малфоя обвиняют в двойном жестоком убийстве: жены — Астории Малфой, и сына — Скорпиуса Малфоя…
Она прервала связь, вылив на огонь воду из рядом стоявшей вазы. Гермиона попятилась назад, но тут же упала, споткнувшись об ковёр. Меньше всего её интересовало, что там случилось у Малфоев, и зачем ей написывает Нарцисса. Она не хотела знать, слышать и читать о жизни этого семейства, потому что единственная эмоция, которую она испытывала по отношению к нему — это ненависть. Всепоглощающая, пламенная и уничтожающая ненависть, которая с каждым днём всё сильнее порабощала девушку.
Гермиона посмотрела на свои руки, которые показались ей перепачканными кровью. Она закричала с такой силой, что в глазах лопнули капилляры, а с носа хлынула тёмно-бардовая жидкость. Случилось то, чего она опасалась — таблетки ей не помогли справиться с тем, что так сдерживала плотина внутри. Замки полетели к чертям, а оковы отмены сорваны. Гермиона увидела пылающее пламя безумия, которое протянуло к ней свои лапы.
Ей никто не сказал, что однажды наступит время, когда пути назад больше не будет.
***
— Ты хотел меня видеть? — она откинулась на спинку обшарпанного кресла. — Я планировала к тебе наведаться в конце недели, когда мне выдадут разрешение на твой перевод под магический домашний арест.
— И как ты добилась этого? — Лиам хищно посмотрел на неё. — Кто осмелился выпустить серийного убийцу на волю ещё до первого судебного заседания?
Гермиона отпила из маленькой фляжки и прикусила губу. Она снова почувствовала оживающие внутри эмоции, которые начинали медленно шевелиться только тогда, когда опасность топталась в шаге от неё. В какой-то момент девушка приравняла это к сильнодействующим наркотикам, потому что вдруг захотелось вернуться в допросную, когда сердце трепетало в груди. Это было желание адреналина, что заставляло чувствовать вкус жизни.
— Это неважно, — она провела пальцами по чистой странице блокнота. — Первое заседание назначено на тридцатое июня — времени вагон и маленькая тележка. Я думаю, что если правильно всё просчитаю, то второго заседания попросту не будет.
— И я выйду?
— Да, — кивнула Гермиона. — Скорее всего, с Америкой придётся попрощаться, но это будет малейшая из твоих потерь.
— Мне кажется, что я не успею покинуть пределов страны, как меня снова повяжут, — он на секунду замолчал. — Хотя нет, я сам приду с повинной.
— Помнится, что ты говорил, что ты убийца, а не идиот.
— Я хочу им в подробностях рассказать, как разрезал твоё тельце, как ты кричала, и как я держал в руках твоё ещё бьющееся сердце.
Гермиона провела пальцами по щетине мужчины, прокладывая дорожку к шее и остановившимся на кадыке. Она чувствовала, как Блэйк нервно сглатывал, когда представлял и озвучивал свои желания. Девушка отчётливо понимала, что превратилась для него в навязчивую идею, перед достижением которой он не перед чем не остановиться. Но тут было кое-что ещё — она точно так же нервно сглотнула, потому что ждала этого. Ей хотелось ощутить на языке привкус настоящей опасности, которая смогла бы вернуть её к жизни.
Она вышла не попрощавшись, задыхаясь от распирающих чувств. Вряд ли что-то подобное мог ощущать здоровый человек, но Гермиона таковой себя давно не считала. Она была далеко нездорова, и никакое лечение ей бы уже не помогло — нужный момент был упущен.
У неё оставалось ещё одно дело, которое больше откладывать нельзя было. Грейнджер должна была наведаться к Рольфу. Девушка вышла на улицу и сразу аппарировала в госпиталь, сжав руки в кулак и набрав полные легкие воздуха. Ей было стыдно и больно из-за того, что она не смогла контролировать себя; из-за того, что подвергла опасности невиновного близкого человека; из-за того, что пряталась от своего поступка в четырёх стенах, пока её друг был тут.