— Я сказала: отпусти! — выкрикнула Гермиона и отшвырнула блондина от себя магической волной.
Тот закатил глаза, отползая назад, и вдруг он поднял руки, словно пытался защититься от девушки, которую секунду назад хотел изнасиловать. Размазанная помада, порванная юбка и злобный огонёк в глазах — Гермиона знает, что не отпустит его. Она видела перед собой Малфоя, которому так хотелось отомстить уже долгих десять лет.
Она достала волшебную палочку, что болталась на небольшом карабине на поясе от юбки. Девушка абсолютно не слышит каких-то жалких оправданий лже-Малфоя. Теперь Гермиона лишь представляет себе в голове, как она хочет разделаться с ним, пока в ней борются две части её самой: рациональная и давно обезумевшая. Она понимает, что сейчас достигнута точка кипения, и нужно срочно разворачиваться и бежать прочь отсюда. Когда-то Лиам сказал ей о том, что никогда нельзя пробовать месть на вкус, и что убийство — это особенный вид наркотика, но кажется, что она уже подсела на него.
— Я так ненавижу тебя, Малфой, — прохрипела Грейнджер. — Если бы ты только знал…
— Я не Малфой, — парень постарался встать на ноги, но Гермиона продолжала его связывать при помощи невербальной магии. — Прости, я погорячился… Давай разойдемся с тобой по-хорошему…
Колокол безумно сильно звенел в её голове. Хотелось закрыть уши и взмыть куда-то в небеса, где нет этого сумасшедшего безумия, которое так болезненно сводило с ума. Грейнджер до сих пор не понимала, что творит, но здравый рассудок проигрывал, поддаваясь на провокации больного воображения. Она нуждалась в помощи, в этот самый момент, но никто не мог ей помочь, потому что они были только вдвоём в этом переулке.
Девушка взмахивает палочкой и какая-то ветка под ногами превращается в острый нож, который завораживающе поблёскивал в свете уличного фонаря. Лишь на секунду Гермиона пришла в себя, когда нечаянно порезала палец, но тут же отключилась при виде кровавых капель, что проступили из её пальца. Воображение не заставило себя долго ждать, подбросив больные воспоминания далёкого марта, что навсегда перевернул жизнь юной Гермионы Грейнджер.
— Это ты их убил, Малфой! — она вонзила нож блондину в плечо, закрывая ладонью ему рот. — Это был ты!
Она начинает беспорядочно вонзать острый нож по телу парня, задевая лицо, грудь и голову. Её не останавливают его крики и брызжущая во все стороны кровь. Белая рубашка Гермионы промокла практически насквозь, и даже белый бюстгальтер, кажется, пропитался тёмно-бордовой жидкостью. Незнакомец продолжал кричать в предсмертной агонии, всё его лицо покрыто мозгами и кровью; глаза — каша из глазных белков и крови; язык свисал из полуоткрытого рта, а правая щека — сплошная дыра, через которую виднеются зубы.
— Я ненавижу тебя, Малфой! Ты блядский ублюдок! Ненавижу! — Гермиона продолжала кричать, словно забыла о том, что в любой момент могут появиться неожиданные свидетели её зверства. Через пару минут блондин издал последний вздох.
И только с его последним вздохом, здравый рассудок начал понемногу возвращаться к девушке. Она выронила окровавленный нож, переключая всё свое внимание на свою рубашку, ноги и руки. Ни то, что одежда, вся её кожа пропиталась кровью незнакомого блондина, в котором теперь было сложно распознать парня. Гермиона застыла, смотря на свои руки, что выглядели почти так же, как десять лет назад, только теперь это была кровь человека, которого убила она.
Вместо металлического запаха крови, она вновь почувствовала полевые цветы и весеннюю свежесть. Девушка попятилась назад, упираясь в ту самую стену, где остался след от её собственной крови с затылка. Всё походило на страшный сон, который обычно преследовал её по ночам, но никак не наяву. Гермиона зажмурила глаза в призрачной надежде, что в этот раз ей тоже просто приснилось, но нет. Это была реальность, в которой она просто стала убийцей. Такой же, которых ежедневно защищала.
Она начала задыхаться, а ноги задрожали. Теперь безумие куда-то резко пропало, оставляя эту ужасающую картину остаткам здравого рассудка, что был не в силах с подобным справиться. И без того искалеченная психика начала разрушаться ещё сильнее. Гермионе хотелось просто убежать, но она понимала, что нельзя просто так всё это оставить, что нельзя аппарировать в свою квартиру, сделав вид, что ничего не произошло.
— Эскуро, — дрожащим голосом произносит девушка. — Эскуро. Эскуро.
Она повторила очищающее заклятие почти десять раз. Её рубашка очистилась, но она всё ещё продолжала видеть пятна на ней, словно никакая магия тут не помогала.
Гермиона отступила на несколько шагов, осмотревшись по сторонам, и крепче сжала волшебную палочку. Заклятье, которое она собиралась применить, она ни разу не пробовала на практике, и последний раз с ним встречалась вживую много лет назад. Благо, что это был промышленный район с пустующими старыми складскими помещениями, в которых давно никто не обитал.
Грейнджер покрутила палочкой в руке, сконцентрировавшись на той силе, что была в ней заключена. В последний раз Адское пламя она видела в Выручай-комнате, когда его сотворил Крэбб по собственной глупости, а теперь ей приходилось использовать эту магию из-за своей глупости. Ей требовалось очень аккуратно сотворить это заклинание, чтобы потом суметь затушить этот огонь.
Она выдохнула, выводя руну в воздухе, и тут же содрогнулась, когда тёмный переулок запылал ярким пламенем. Вместе с огнем горели и следы её преступления, что не помогло избавиться от гнетущей ненависти. От тела незнакомца не осталось и следа, а Гермиона Грейнджер успела потушить Адское пламя до того, как кто-то появился тёмном переулке, что ещё долго будет преследовать девушку во снах.
========== Глава 7 ==========
Не важно, насколько ты силен. Ты можешь умереть от любого пустяка.
Июнь, 2008.
Вся её жизнь проходила в каких-то призрачных надеждах лучшего дня, лучшего настроения и светлого будущего. У неё было всё для того, чтобы чувствовать себя полноценной: хорошая работа, преданные друзья, материальный достаток, авторитет и признание. У неё было всё, кроме счастья. Гермиона так и не научилась быть счастливой в свете своего настоящего, потому что всё время замечала на себе тени прошлого. Кажется, что она даже не старалась их отогнать, потому что это слишком больно. Намного проще ей было испытывать ту боль, к которой она привыкла.
Девушка дала миссис Харди несколько выходных, которые плавно переросли во вторую неделю уже, а её подоконник был усыпан десятками писем. Гермиона не выходила из квартиры и не раздвигала плотные шторы, упиваясь темнотой и тишиной, лишь изредка возвращаясь в реальность из-за детского смеха на лестничной клетке. К пожилой супружеской паре, что жила напротив, приехала внучка погостить в честь начавшихся летних каникул. Наступали моменты, когда хотелось плотно закрыть уши, чтобы не слышать этого звонкого детского голоса, который то и дело напоминал Грейнджер о том, что мир продолжает жить, и там, за стенами, всё ещё ходят живые люди.
Гермиона настолько зациклилась на том, что случилось в тот вечер, что не могла собрать себя до кучи. Она до сих пор не могла поверить в то, что её безумие привело её к убийству невиновного человека, который вряд ли заслуживал смерти. Его можно было обвинить в домогательствах, но ведь даже это можно было оправдать — уж Грейнджер точно в этом была специалистом. Девушка чувствовала, как яд медленно распространялся под кожей и пылал адским пламенем под рёбрами. Это была болезнь, от которой можно было медленно и болезненно умереть, но даже это не сподвигло её к лечению.
Она утонула в реках алкоголя, облаках сигаретного дыма и сотнях фотографий родителей, которые так старательно хранила в тайнике под полом долгие десять лет. Всё перевернулось с головы на ноги, и часть той боли, что скрывалась глубоко под слоем душевной пыли, внезапно всплыла на поверхность. Ей не хотелось плакать, кричать и погибать в очередной истерике — всё вернулось к самому началу, когда Гермиона подолгу сидела и смотрела в одну точку, отключив свои эмоции. Она горела, но внешне оставалась невозмутимой, будто бы кто-то за ней подглядывал, только это была просто защитная реакция.