Гермиона сжала руку в кулак под столом, чтобы немного унять дрожь. Ей не хотелось, чтобы кто-то заметил этот дефект в ней, когда она потянулась бы за бокалом вина. Белое полусухое приятно утоляло жажду, но девушка видела из-под пушистых ресниц сосредоточенный взгляд Гарри, который практически весь вечер не сводил с неё глаз. В голове колоколом раздавались его слова, которые он сказал перед выходом, и вряд ли ей когда-то удастся это забыть. Она понимала намерения лучшего друга, его желание помочь ей, но не хотела, чтобы эти жертвы выливались в подобном свете. Гермиона не была готова отказаться от дружбы с лучшим другом, если только в этом тот видел её спасение. Хотя она и не отрицала, что впервые за долгие годы сегодня обнажила истинные чувства к нему, потому что попросту испугалась, что они действительно могут раз и навсегда попрощаться.
Лаванда начала убирать со стола, а парни вышли на улицу. Грейнджер отодвинула от себя тарелку, осознавая, что умудрилась пропустить пол вечера — она попросту отвечала на автомате, выдавая заготовленные фразы. Это было очень лицемерно с её стороны, но она так давно отвыкла от подобных посиделок и встреч, что не могла себе представить это всё по-другому.
— Я помогу, — Гермиона подошла к Лаванде с тарелками в руках. — Ужин был просто великолепный.
— Спасибо, — она улыбнулась и залилась краской. — Не стоит себя утруждать, я сама всё быстро уберу.
— Что ты, я и так чувствую себя какой-то принцессой, — Грейнджер подмигнула и направилась к столу за очередной порцией грязной посуды. — Хочу быть полезной.
— Считай, что твой визит — это компенсация за грязную посуду, — Уизли искренне рассмеялась. — Я уже давно не видела Рона таким счастливым. Нет, ты не подумай, что мы с ним плохо живём или несчастны в браке. Я говорю совершенно о другом виде счастья, если ты меня понимаешь… Ты — его лучшая подруга, и ему тебя не хватало.
— Мне тоже его не хватало, — Гермиона подала ей вазу из-под фруктов. — Я рада, что у него такая замечательная жена, Лаванда.
Не совсем искренняя улыбка проблеснула на лице Грейнджер, и она вернулась в гостиную, где на диване сидела малышка Вивьен с книгой в руках. Девочка была больше похожа на отца, в отличии от двойняшек — такие же огненно-рыжие волосы, яркие веснушки на лице и небесно-голубые глаза. Гермиона присела рядом, с интересом наблюдая за правильными движениями ребёнка — ровная осанка, тонкие пальцы аккуратно переворачивали страницы книги и детская наивная улыбка.
— Что читаешь? — поинтересовалась девушка, заправив за ухо выбившуюся прядь волос. — Я в детстве тоже очень любила читать.
— Это магловские сказки, — девочка закрыла книгу и повернула её обложкой к Гермионе. — Папа рассказывал мне, что у него была лучшая подруга, которая перечитала всю библиотеку Хогвартса, и не забывала о магловских книгах.
Внутри что-то больно кольнуло, что даже заставило на миг позабыть об адской боли в левом предплечье. Она прямо-таки слышала нежный голос Рона из уст Вивьен, представляя то, как вечерами иногда её старый друг вспоминал о ней и делился этими воспоминаниями со своей дочерью. Гермиона прикусила губу, а осознание не заставило себя долго ждать: у неё никогда не будет семьи, не будет таких вечеров и таких разговоров. Она прекрасно понимала, что никогда не сможет построить семью со всеми своими проблемами — это слишком эгоистично было бы по отношению к тому мужчине, который решился бы разделить с ней свою жизнь.
Вечер подходил к концу. Лаванда отрезала Гарри несколько кусочков медового пирога, а для Гермионы — шоколадное печенье. Рон так крепко обнял её на прощание, что казалось, будто бы рёбра хрустнули, а Лаванда продолжала добродушно улыбаться. Это был исключительный вечер, которых у Грейнджер прежде не бывало. Она привыкла к вечерам в полном одиночестве или к компании бармена Джона в излюбленном «DOLOR». Всё, что угодно, только не компания тех людей, которые продолжали её любить и видеть в ней хорошего человека.
Впервые за вечер Поттер обратился к ней напрямую, протягивая ей руку для аппарации. На протяжении всего вечера он наблюдал за ней, хотя Гермиона полагала, что дело было лишь в том, что друг контролировал количество выпитого алкоголя. Гарри весь вечер избегал её — не обращался к ней и почти не участвовал в разговоре, когда начинала говорить сама Грейнджер. Кажется, что это напряжение почувствовали все, но тактично промолчали.
— Что ты хочешь знать? — тихо спросила Гермиона, когда они оказались в доме на площади Гриммо. — Я расскажу тебе всё.
Она не знала, как решилась на такие слова, но безразличие Гарри её пугало. Она буквально чувствовала, как из рук выскальзывают эти нити золотой дружбы. В каждом жесте, в каждом слове, в каждом вздохе лучшего друга она улавливала холод и отстранённость. Он, в отличие от неё, не лгал её, говоря о том, что устал от её фальши.
— Снова будешь мне обещать, что всё будет хорошо? — парень даже не повернулся к ней лицом. — Прости, но кажется, мы оба исчерпали свой лимит. Ты — в обещаниях, а я — в доверии к тебе.
— Пожалуйста, — в горле стал ком. — Я прошу тебя…
— Сколько раз я тебя просил, Гермиона? Откуда мне знать, что ты не солжёшь мне в очередной раз? Скажи мне, что такого осталось в тебе, что заставит меня тебе поверить? Ты думаешь, что я злюсь из-за случая в ванной комнате? Или ты думаешь, что дело в твоём возвращении?
— Я не…
— Мои двери всегда открыты для тебя, — он подошёл к ней и взял за плечи. — Я обещал тебе, что всегда буду рядом, что всегда буду на твоей стороне. Я не знаю, что мне ещё тебе сказать и пообещать, чтобы ты доверяла мне. Будь самым ужасным человеком на земле или хуже Волан-де-Морта — я всегда буду на твоей стороне, ты это понимаешь? Что бы ты не сделала, как бы себя не чувствовала — я рядом, Гермиона.
— Я знаю, Гарри.
— Скажи мне, — он коснулся её подбородка. — Посмотри мне в глаза и скажи правду: что заставило тебя вернуться сюда?
Он хотел просто понимать, что творится у неё внутри. Он не требовал каких-то обещаний или каких-то доказательств — просто хотел знать, почему она тут. Гермиона смотрела в родные зелёные глаза, которые метались из стороны в сторону, изучая её лицо. Скорее всего, что он чувствовал то, как бьётся её сердце, как дрожат руки и как она нервно сглатывает. Девушка прикусила губу, понимая, что это решающий момент, что именно сейчас Гарри примет для себя окончательное решение, которое зависит от её ответа. Он точно почувствует: ложь или нет.
— Это… — она набрала полные лёгкие воздуха. — Это из-за Малфоя…
Её голос дрогнул, а по щеке скатилась слеза.
— Почему?
— Я хотела знать, что ему больно, — девушка опустила глаза. — Я хотела знать, что он точно так же страдает, что его жизнь превратилась в настоящий кошмар. Мне нужно было убедиться в том, что всё, чем он так дорожил, стало его ловушкой, что теперь слова «жена» и «ребёнок» — это больное напоминание о былом счастье… Я готова была засунуть все свои принципы, все свои кошмары в одно место, чтобы увидеть это своими глазами.
Она знала, что сейчас в ней видит её лучший друг — безумие в чистом виде, без всяких примесей.
— Я живу местью, Гарри, — продолжала Гермиона. — Я помню все слова, сказанные мною десять лет назад в зале суда, и помню, как обещала отомстить ему.
Она достала из сумочки маленький чёрный зонт — погода в Брюсселе оставляла желать лучшего. Девушка посмотрела на наручные часы и тихо выдохнула. Её заставляли ждать, и это ей не нравилось. Мистер Грант опаздывал уже на семь минут, что начинало выводить Гермиону из себя. Она никогда не опаздывала сама и не терпела, когда кто-то позволял себе пренебрегать её временем.