И каждый чувствовал ком в горле, пока искал самую болезненную точку в собеседнике. Хотелось стереть из памяти все эти последние дни, откровения, обещания и условия. Гермиона знала, что пройдёт время, и даже этот утренний диалог превратиться в кошмарный сон, который никогда не отпустит, который будет преследовать даже после смерти. Грейнджер рушила свою жизнь, отталкивала людей, которые протягивали ей руку, которые верили в её спасение. Такова была её вторая сущность — ей нравилось страдать, ей нравилось быть жертвой и она хотела мстить за свои страдания.
И всё, чего боялась девушка сейчас, что когда-то ей захочется отомстить Поттеру за его какие-то небрежные слова. Ей было проще просто оборвать эти нити, страдать по их прежней дружбе, чем она навредит ему. Гермиона уже раз видела страдания на лице близкого друга, когда Рольф лежал в ресторане с кровавыми подтёками на лице — и это было больно.
— Сколько в тебе настоящего, Гермиона? — Гарри снова попытался спровоцировать её на откровенность. — Ответь мне!
— Ты не хочешь этого знать, — её голос дрогнул.
— Ты в слезах мне рассказывала о том, что Нарцисса пишет тебе письма, но как оказалось, что ты ждала этого! Ты писала жене Гранта слова поддержки, но как оказалось — ты сама его убила! Ты кричала о ненависти к Малфою, но взялась за его дело!
Она молчала. Все её эмоции были не наигранны, они были искренними и оставался вопрос только в том, какая из её личностей боится своего прошлого и кидается в истерику, а какая решает вступить в игру. Гермиона знала, что давно не здорова, что она давно вляпалась в серьёзные проблемы, но сначала нужно довести всё до конца, и только потом думать о ментальном благополучии.
Девушка вспомнила Скарлетт Питерс, которая точно знала о диагнозе своей пациентки и пыталась ей помочь. Гермиона добавила в мысленный список дел поход в Мунго, но тут же вернулась к реальности, где Поттер пытался обнажить её истинный облик.
— Я не хочу видеть тебя в своём доме, — бессильно ответил Гарри. — Это всё бессмысленно — ты не та Гермиона, которую я знал.
— Уверен ли ты в том, что когда-то знал меня? — прошептала Гермиона, почувствовав жжение на бёдрах. — Эта история началась очень давно.
Два незнакомца, знающие друг друга наизусть, смотрели друг на друга глазами полных презрения. Гермионе хотелось обнять его и сказать о том, что она делает это только ради его безопасности, потому что Рольф был прав. С ней всегда чувствуешь себя в опасности — это бомба замедленного действия. И сейчас Гарри прыгал со всей силы на этой пороховой бочке, даже не подозревая, что скрывается под ней.
Она никогда не сможет быть такой, какой он привык её видеть — она монстр, которого взрастили очень давно.
— Ты такая же, как и Пожиратели, — он вернул ей те самые слова. — Мне жаль, что я считал, что вас что-то отличает. Нет. Ты видишь удовольствие в страданиях других людей, и перестань прикрываться благородной местью. Похоже, что всё-таки Гермиону, которую я любил, убила Беллатриса Лестрейндж.
— Достаточно! — вскрикнула девушка. — Я поняла, что ты думаешь обо мне.
Чем больше она молчала, тем больнее было всем вокруг и ей тоже. Она ведь понимала, что когда-то солнце над ней погаснет, сердце окончательно треснет на части и она увязнет в тёмных думах. Теперь Гермиона сможет только вспоминать о потерянном счастье, потому что слабые золотые нити разорвались и померкли на этой кухне. Зелёные глаза смотрели на неё с надеждой, будто бы и сам Гарри ждал, что она вот-вот кинется к нему в объятия, которые всегда помогали.
Ей хватило полчаса, чтобы собрать все свои вещи, а Поттер всё так же сидел на кухне. Похоже, что ему было абсолютно наплевать на то, что он опаздывает — он словно хотел убедиться в том, что закроет за ней двери. И Рольф на неё смотрел безразлично, но она не осуждала его, потому что сама так хотела. Было бы куда сложнее, если бы ей пришлось повторять каждое своё отвратительное слово, только уже в адрес Саламандера, и похоже, что как раз таки он понимал, чего она добивалась. Ей будет проще поджечь вторую красную ниточку, ведущую к следующей надписи, если она останется одна. Не нужно будет думать о чьём-то разбитом сердце, ведь все уже разбиты и превращены в горсть осколков.
— Я люблю тебя, Гарри, — она обняла его, хотя до последнего не планировала этого делать. — Прости меня, пожалуйста.
— Видит Мерлин, я хочу, но не могу, — он обнял её в ответ. — Помни, что я всегда рядом. Я не отказываюсь от тебя. Я просто хочу дать тебе время, моя хорошая. Ты же помнишь, что ты навсегда в моём сердце… Разберись в себе, я прошу тебя, Гермиона…
Эти слова, как острые ножи по её оголённой душе. Она могла бы сейчас снова обещать, но она не хотела больше врать — не хотела говорить слова, в которые он поверит. Гарри всегда ей верил — что бы она ни говорила и кем бы не являлась. Так пусто на душе давно не было и столько жизненных нитей в ней давно не обрывалось, как в этот самый момент. Золотое Трио — это лучшее, что случалось с ней.
— Я люблю тебя, — прошептал ей на ухо Рольф. — Только одно твоё слово, Гермиона…
— Вот моё слово, мой дорогой, — она закрыла глаза. — Отпусти… Дай мне уйти. Ты знаешь, что я не остановлюсь. Ты уже пытался когда-то.
Они просто прощались. Поттер отпустил её, зная то, кем она была. Возможно, что его бы осудили за это, но по-другому он не мог. Парень понимал, в кого превратилась Гермиона, и что она может совершить ужасные поступки, но всё, что он мог — это просто попрощаться. Может быть, что именно он станет тем человеком, который когда-то направит в неё палочку и запустит Непростительное, что навсегда остановит её сердце. А может быть, это будет кто-то другой, кому он отдаст такой приказ. Он шагнул через край, позволив ей воплотить свой план, но ведь он никогда не лгал, — он до последнего будет на её стороне, каким бы человеком она ни была.
Она навсегда в его сердце, и это ничего не изменит.
***
Старый ветхий дом на Эбби-Роуд, который так и не продали десять лет назад. Её карие глаза полные слёз, пока всё тело жжёт от воспалившихся невидимых ран. Гермиона опустила голову и всё, что увидела — это свои руки в крови. Они выглядели точно так же, как десять лет назад. Она почувствовала боль в коленях, как в тот день, когда ползала по полу родительского дома, собирая останки своих родителей. Сегодня она наконец-то вернулась в свой Ад, в свою клетку, где всегда было невыносимо жарко, где адское пламя обжигало сердце, превращало в пепел человечность и поджигало ярость.
Девушка разворошила уже все страницы своего мрачного прошлого, осталось только переступить порог старого дома. Эти стены хранили очень много секретов, и не хватило десяти лет, чтобы эти воспоминания померкли. Пятна засохшей крови были всё такими же пёстрыми, липкими и холодными, а кошмарный запах гниющих тел чувствовался от распущенных волос. Гермиона ощущала, как кровь замерла в жилах, лёгкие отказывались нормально работать, и болью отдали швы на левой руке. В этом доме была её камера, в которой она провела все эти годы, пока думала, что убежала так далеко. Пока новая Гермиона Грейнджер строила блестящую карьеру за океаном, то та самая гриффиндорка иссыхала в этих стенах.
Она верила в то, что родители наблюдают за ней, и именно в этот момент испытывают гордость за то, что она нашла в себе силы аппарировать сюда. Ведь это было единственное, за что можно было испытывать гордость. Все остальные поступки их дочери вызывали только отвращение. Гермиона помнила, как мечтала, чтобы мама и папа гордились тем, что их дочь — Министр магии, но на деле всё вышло совсем иначе.
Старенький дом, что сдерживал в себе самые большие ужасы прошлого, что навсегда разделил её жизнь на «до» и «после». Четыре шага длинною в вечность, как по раскалённым углям — она заставляла себя преодолеть это расстояние к дверям, чтобы убедиться в том, что затеянная ею игра не напрасна. Она снова была той девятнадцатилетней гриффиндоркой, прошедшей все круги беспощадной Войны — загнанная в угол, раненная, но с полной грудью надежды. И единственным отличием сейчас было только то, что теперь надежды не было — были только шрамы на сердце, которые кровоточили.