— Я приготовила Вам спальню на втором этаже, — женщина отложила в сторону книгу. — Окна выходят на сад поместья, но если Вам не понравится, то можете выбрать любую другую спальню.
— Спасибо, — совсем тихо ответила девушка. — Я прямо сейчас пошлю письмо в Министерство, чтобы они утром могли установить факт моего проживания здесь и побыстрее доставили Малфоя.
— Спасибо, мисс Грейнджер. Вы голодны? Эльфы…
— Я буду признательна Вам, если Вы проводите меня к спальне, — перебила её Грейнджер. — Надеюсь, что моя комната находится как можно дальше от комнаты Вашего сына.
— Всё западное крыло в Вашем распоряжении, мисс Грейнджер.
Никаких чувств, никаких эмоций — Гермиона слепо шла за хозяйкой поместья, чтобы побыстрее упасть на кровать и провалиться в очередной кошмарный сон.
Спальня, предоставленная миссис Малфой для дорогой гостьи, была полностью в стиле Малфой-Мэнора. Со вкусом и ничего лишнего: светлые пастельные тона, огромные окна, большая кровать с балдахином и пустые книжные полки. Гермиона даже не надеялась увидеть что-то другое, а поэтому кивнула Нарциссе в качестве благодарности, и закрыла за ней двери.
Ей предстояло теперь жить в этом доме, чувствовать как давят эти стены, как не хватает воздуха. Она должна была ощущать опустошённость, что оседала на её плечи, пока они с Нарциссой шли по длинному коридору к этой спальне, но вместо этого хотелось кричать от беспомощности. Ей казалось, что стоя здесь, посреди спальни старинного особняка Малфоев, она стала уязвимой и практически обнаженной перед своими страхами. Грейнджер могла поклясться, что по бледной коже прошёлся холодок, который она давно не чувствовала — это так касается Смерть, но не забирает.
Гермиона кинулась к кровати, чтобы просто накрыться с головой, как когда-то в далёком детстве, когда так можно было спрятаться от всего на свете. Ей снова хотелось бежать, чтобы укрыться от своего настоящего, что начинало пылать всё ярче с каждым новым днём в Лондоне.
Раны на бёдрах никак не заживали, потому что Гермиона продолжала ковырять раны ногтями, будто бы упивалась видом собственной крови. Это было единственной вещью, что напоминала гриффиндорке о том, что она всё ещё жива. Как бы мастерски она не примеряла различные фальшивые улыбки на всё лицо при друзьях, но ведь боль никуда не исчезла.
Каждый новый день становился для Гермионы новым испытанием: одни и те же уроки с одними и теми же людьми, которые лишь злорадно скалились, когда случайно встречались взглядами с напуганной девушкой. Они чувствовали, что остались безнаказанными. В какие-то моменты Грейнджер даже думала о том, что там, в Выручай-комнате, они смогли не просто почувствовать эту сломленность, но и услышали звук того, как в ней что-то надломилось.
С треском. Навсегда. Это уже не подчинить.
— Снова сказала Поттеру, что будешь в библиотеке? — Забини появился за её спиной. — Когда-то он поймает тебя на вранье, Гермиона. Почему ты не расскажешь ему?
— Зачем? — девушка поправила юбку, прикрывая кровоточащие раны. — Кому от этого станет легче?
— Тебе. Тебе, Гермиона.
— А почему ты не рассказал никому о том, что заливаешь своё горе литрами огневиски? Почему продолжаешь шутить шутки и остаёшься главным шутом на Слизерине?
— Ты же не серьёзно? — Забини достал из-под мантии полупустую бутылку. — Не говори мне, что сравнила то, что у нас случилось.
Её карие глаза заблестели от слёз. Ей снова захотелось броситься в объятия того человека, который знал эту историю от самого начала и до конца. Они вскрыли свои раны друг перед другом, не стесняясь той боли, что пропитала их насквозь. И теперь сидели на Астрономической башне каждый вечер: иногда подолгу молчали, а иногда Гермиона позволяла себе кричать и плакать, пока Блейз принимал эту боль, будто бы ему было недостаточно своей.
— Я устала, — прошептала Грейнджер. — Я не могу спать из-за кошмаров… Мне не помогает зелье…
— Ты сильнее, чем думаешь, птичка, — Забини отставил огневиски в сторону и раскрыл руки, чтобы обнять её. — Ты же знаешь это…
— Мне нужна твоя помощь.
— Слушаю, — слизеринец тут же посерьёзнел.
— Обещай, что просто согласишься без лишних вопросов, — Грейнджер сделала паузу, чтобы понять настрой Блейза. — Я вычитала, что можно отключить все эмоции. Есть очень много историй о том, когда целители применяли заклинание, лишающее человека всех чувств, чтобы…
— Чтобы пациенты не сошли с ума от горя, — перебил её Забини. — Ты хоть понимаешь, что это такое? Это не избавит тебя от определённых чувств! Это просто отключит тебя, Гермиона! А как же твои друзья? Твои родители? Ты о них подумала?
Но ей лишь хотелось повернуть время вспять — любым способом или самым изощрённым способом, только бы избавиться от жгучей боли.
— Ты о себе подумала? — он так же не решался к ней прикоснуться, пока она не дала на это добро. — Разве это правильно? Ты должна оставаться собой, Гермиона… Ты должна беречь свою душу.
Голос Забини заставил её открыть глаза.
Порой ей казалось, что она когда-то всё-таки применила к себе какой-то выборочный Обливиэйт. Некоторые диалоги всплывали в голове в виде сна, отшвыривая на много лет назад. Гермиона закрыла лицо руками, прокручивая тот разговор с другом на Астрономической башне. Забини ведь до последнего пытался отговорить гриффиндорку применять на себе это дрянное заклинание, но всё же помог, когда понял, что уговоры бесполезны.
Как бы ей хотелось вернуться в те три недели своей жизни, когда она абсолютно ничего не чувствовала — было так легко и просто. Она наконец-то смогла спокойно смотреть в глаза тем, кто искалечил её душу, смогла открыто наблюдать за Малфоем, который почему-то начал прятать от неё глаза. Грейнджер была счастлива, если такое чувство было для неё позволительным, а потом боль вернулась.
Это был её удел, её судьба, которую нельзя было изменить с помощь каких-то жалких заклинаний, настоек и утешений — ей предначертано страдать и чувствовать ядовитую боль в душе.
Страшно было наблюдать, как человек который держал себя в руках, полностью терял контроль над собой. Пока что это отчётливо видела сама Гермиона, но она боялась, что совсем скоро это заметят и все вокруг. Её самообладание превращалось в прах, стоило лишь Малфою показаться где-то на горизонте — уж слишком много в нём было сосредоточено её боли.
***
Она вернулась в Мэнор под утро.
Несколько часов Гермиона провела в саду, а потом бесконечное количество раз аппарировала туда, куда велели мысли. Беспорядочно и хаотично девушка переносилась из одной знакомой локации в другую — всё для того, чтобы скоротать время и не возвращаться в холодную неприветливую кровать. Дорогой шёлк был ей отвратителен, а чёрный плед словно обжигал.
Она отсчитывала в голове минуты до того, как в доме появятся министерские. С каждой минутой рука начинала дрожать сильнее, а сердце успокаивалось при виде камина, где не появлялось зелёное пламя. Гермиона понимала, что они просто задерживаются, и всё равно появятся, но это были драгоценные минуты свободы — она ещё не была связана с Малфоем.
— Доброе утро, миссис Малфой, — Тиберий Огден кивнул хозяйке поместья. — Рад встрече, мисс Грейнджер.
— Здравствуйте, — холодно отрезала Гермиона. — Вы опоздали.
— Как Вам Малфой-Мэнор, мисс Грейнджер? Миссис Малфой приняла Вас как подобает? — съязвил в ответ мужчина. — Вижу, что Вам хватило одной ночи здесь, чтобы перенять некоторые аристократические манеры.
— Очень жаль, что для Вас, мистер Огден, пунктуальность является лишь манерой аристократов, — процедила Грейнджер. — Мы можем начинать?
— Мы должны дождаться мистера Поттера, — подал голос молодой парень, который стоял за Огденом.
Гермиона сглотнула и отвернулась. Гарри являлся главным Аврором и отсутствовал во время закрытого заседания, но такая процедура, как установление факта проживания поручителя свободы в доме обвиняемого не могла обойтись без него.