— Спасибо, Малфой! — выкрикнула гриффиндорка, задыхаясь от накатывающего волнения. — А теперь дай мне пройти!
Поттер подошёл к подруге, забирая её сумку и отпихивая Малфоя плечом.
— Это так неискренне… Я знаю, что ты можешь быть искренней, Грейнджер.
— Свали! — не выдержал Гарри. — Или ты забыл в какой стороне находится гостиная Слизерина? Может, стоит обратиться к Помфри, раз у тебя такие проблемы с головой?
— Завались, шрамоголовый, — процедил Малфой. — Я не с тобой говорю.
— Мерзкий…
— Не обращай на него внимания, Гарри, — Гермиона взяла друга за руку, попытавшись обойти слизеринца. — Нам пора.
— Тебе бы поучиться вежливости у подружки, Поттер, — Малфой скрестил руки на груди. — Я вот прям уверен, что у неё терпения побольше, чем у тебя. Она готова прощать всё, что угодно. Хочешь докажу, Поттер? Как это называется? А, точно! Фокус хочешь?
Гермиона чувствовала, как Гарри вскипает, а она сама лишь мечтала побыстрее убраться отсюда, чтобы забыть о Малфое до следующего совместного занятия, которое в расписании было только завтра. Ей нужно было это — не думать и не видеть этого мерзкого хорька хотя бы день. Её в какой-то степени успокаивало то, что это чистокровный засранец не растрепался всей школе о том, что случилось в библиотеке, но это и пугало.
— Смотри, — блондин резко коснулся подбородка Грейнджер. — Она даже ничего мне не скажет.
Прежде, чем Гарри или сама Гермиона хоть что-то поняли, Малфой со всей силы ударил девушку по лицу, что та не устояла на ногах и повалилась на каменный пол. К ушам донеслось то, как Поттер сцепился с Драко, как появился Снейп. Кто-то взял её за руку, помогая встать на ноги, но сама Грейнджер лишь чувствовала как по подбородку стекает струйка крови из разбитой губы, как из груди вылетает сердце и горит бледная кожа по всему телу.
А сейчас он сидел и ухмылялся, после того как она ударила его. Вряд ли Гермиона хотела что-то кому-то доказать, или таким образом показать своё превосходство над Малфоем, но они на миг поменялись местами. Всего лишь на один миг, потому что уже в следующий она снова была жертвой, а он — палачом.
— Что ты помнишь о той ночи? — она снова повторила вопрос, когда вытеснила из головы навязанное им воспоминание. — Как бы ты там не пытался меня унизить, но я — твой адвокат, Малфой.
— Я не пытался тебя унизить, Грейнджер, — ответил парень. — Я ответил на твой вопрос.
Гермиона вскинула бровь, не понимая, к чему ведёт Малфой.
— Ты помнишь всё, что случилось с тобой много лет назад — всё до мелочей, так ведь? Конечно, так. Как думаешь, смог ли я хоть что-то забыть о том, что случилось всего два месяца назад?
— Засунь себе в задницу все свои философские размышления. Отвечай чётко на каждый мой вопрос, если не хочешь вернуться назад в Азкабан.
— Спрашивай.
— Ты признался только под сывороткой, сейчас ты почти адекватен и не под сывороткой. Расскажи мне, как ты убил свою жену.
— И сына, — совсем тихо добавил Драко. — Я бы с радостью, но я не убивал их.
Гермиона интуитивно потянулась рукой к нижней губе, словно та саднила, как после удара, но ведь нет. А вот Малфой даже не прикоснулся к своей царапине, а кровь начала засыхать. Они сидели в полуметре друг от друга, в креслах напротив, и это походило на очень фальшивую и кривую сцену из малобюджетного фильма.
— Расскажи мне всё, Малфой.
— В обмен на одну простую просьбу, — он отпил с бутылки огневиски.
— Ты не в том положении, чтобы ставить мне условия.
— А ты не в том, чтобы принуждать меня откровенничать с тобой, Грейнджер. Это моя мать стремится меня вытащить оттуда, а мне плевать, где доживать свои дни. Тебе же интересна эта история.
Ей было неинтересно. Это была очередная история, которую можно было развалить в два хода, но было ещё слишком рано, поэтому Гермиона сняла с пальца кольцо, покрутила его и произнесла на выдохе:
— Чего тебе?
— Ответ на ответ. Я так давно ни с кем не говорил по душам. Осмелюсь предположить, что и ты тоже.
— Расскажи мне о той ночи.
— Я спал, — девушка заметила, как на его глазах заблестели слёзы. — Астория часто просыпалась из-за того, что её тошнило. Вторая беременность протекала куда сложнее, чем первая. Знаешь, я поначалу просыпался вместе с ней, потому что жутко переживал за неё, но она уверяла меня, что всё хорошо. И в ту ночь я тоже остался в постели, когда она проснулась и встала. Я провёл рукой по её спине, но даже не мог подумать, что это в последний раз…
Это было так чуждо для неё. Гермиона сотни раз слышала истории своих клиентов, как виновных, так и невиновных. И редко случалось так, что эти предистории были счастливыми или вызывали какое-то отторжение. У всех всегда были причины или мотивации. Даже самые отпетые преступники становились на эту скользкую дорожку, потому что были искалечены какими-то обстоятельствами. Кого-то бросила жена, кого-то избивал муж, а кого-то с самого рождения ненавидела мать.
Все они были сломлены, и как под копирку, никто не видел счастливого конца своей истории.
Иронично, что счастливого конца для себя не видела и сама Грейнджер. Она всегда сидела напротив своих клиентов, которым грозило наказание, но никогда не чувствовала этой разницы. Они были в разном положении, но она не чувствовала этой разницы, потому что знала — её сказка, рано или поздно, тоже закончится точно так же.
Но этот рассказ заставил что-то ёкнуть внутри неё, возможно это было сердце или совесть. Гермиона пыталась отмахнуться от этого, напоминая себе о том, кто сидел перед ней, но это чувство разрасталось с каждой минутой — поглощало всю её ненависть, весь гнев, весь страх. Это была жалость, которую она так давно не испытывала к кому-то, кроме самой себя, и то крайне редко.
— Я не слышал её крика, не слышал её слёз — я ничего не слышал, но встрепенулся, когда Астория не вернулась ко мне спустя сорок минут, — продолжил рассказ Малфой. — Её не было в ванной комнате, не было в коридоре, не было на первом этаже. Я подумал, что она могла заглянуть в спальню к Скорпиусу, но нет…
Ей казалось, что она не слышит историю Драко, а только свою собственную историю, только вот ей когда-то не пришлось искать своих родителей — они были прямо в гостиной на первом этаже. Гермиона сжала в руке кольцо и постаралась выдохнуть, чтобы снова не расплакаться.
— Астория была мертва, а вот Скорпиус… Я слышал его последний вздох, слышал последний удар его сердца… Он умер у меня на руках, Грейнджер. Но я клянусь тебе, что я не делал этого. Я нашёл их мёртвыми… Я бы никогда не сделал…
— Твои воспоминания говорят об обратном, — тихо ответила Гермиона. — Ты же понимаешь, что твоё признание под сывороткой правды и твои воспоминания — это главное доказательство суда против тебя?
— Я не делал этого, Грейнджер. Ты должна мне верить, раз ты — мой адвокат.
— Тут такой диссонанс получается, — она опустила голову. — Возможно, что какая-то часть меня хочет и верит тебе, но это сложно. Думаю, что ты и сам это понимаешь.
— Вот у меня так же, — Малфой снова отпил с бутылки. — Мне хочется верить тебе и в твои благие намерения, но это сложно. Что ты тут забыла, Грейнджер?
— Деньги.
— Враньё. Я не знаю, что должно было случится с тобой за эти десять лет, чтобы ты смогла вызваться защищать меня только из-за денег.
— Вот именно, Малфой, ты не знаешь, что случилось со мной за эти десять лет. Ты лишь знаешь, что случилось со мной в стенах Хогвартса, а дальше наши пути разошлись. Когда мы виделись с тобой в последний раз, то я убежала от тебя.
Они оба глубоко несчастны, и даже похожи на искажённое отражение друг друга. Он, как тень души её, а она — как выращенная им тьма.
— Кто мог желать тебе смерти, Малфой? Кто ненавидел тебя настолько сильно, что был готов убить твою жену, твоего сына? — Гермиона закинула ногу на ногу. — Кто хотел бы убить тебя?
От этих вопросов становилось до одури плохо.