— Не знаю, — ещё тише ответил Тео и сомкнул кончики пальцев у себя перед носом. — Как сильно нужно ненавидеть человека, чтобы разрешить его жизнь таким образом?
Тео был вспыльчивым, был темпераментным, но он не был лжецом. Гермиона знала, как выглядят те, кто скрывает правду, и знала, что, если хорошо постараться, то можно научиться сдерживать себя и скрывать эту ложь. Можно заставить себя не суетиться, без лишней надобности не касаться губ или волос, смотреть на собеседника и говорить совершенно спокойно. Это отнимает много времени, но в этом нет ничего невозможного — стать искусным лжецом, но Нотт не подходил под это описание.
Грейнджер подметила, как Тео наклонился вперёд, что подчёркивало его заинтересованность — он был небезразличен к делу своего друга. На долю момента парень слишком широко распахнул глаза, что совсем не свойственно лжецу, а ещё не свойственно тому, кто держит себя в руках. Нотт не контролировал свои действия, но они выражали совершенно другое — это было неравнодушие.
Гермиона снова чувствовала себя в своей лодке — она адвокат, который неплохо разбирался в психологии тех, с кем вела беседу. Это здорово отвлекало, когда ты сосредотачивался на ком-то ещё, а не только на себе и своём отражении в зеркале.
— Достаточно сильно, — наконец-то ответила девушка. — И последний вопрос: что ты знаешь о чарах памяти? Что слышал о них? Возможно, ты знаешь того, кто специализируется на них?
— Знаешь, я не так давно об этом говорил с миссис Малфой. Мы с ней обсуждали одну книгу, которую она читала.
— Что за книга? — Гермиона напряглась и снова сделала пометку в блокноте. — Когда это было?
— Она несколько лет страдает бессонницей, и частенько читает книги, в которых рассказывают о том, как можно управлять снами, мыслями и прочее, я не особо в это вникал.
— Какие отношения были между Асторией и Нарциссой?
— Нормальные, — Нотт откинулся на спинку дивана и наклонил голову. — Как у двух близких людей Драко.
А вот теперь он лгал. Он резко отстранился от неё и переключился на свои рукава, разрывая зрительный контакт с Гермионой. Вот теперь можно было с уверенностью сказать, что в этой семье точно были скелеты, и, как казалось, они были совсем уж на поверхности. Неужели это дело могло оказаться настолько простым, и даже сама Грейнджер умудрилась всё усложнить?
Неужели стоило просто подождать?
Нет. Это было до абсурдности легко и уж совсем не похоже на Нарциссу. Одно дело — недолюбливать невестку, и совсем другое дело так сильно ранить своего сына. Тот, кто всё это сделал, явно нацелился на Драко, но никак не на Асторию и Скорпиуса. Гермиона продолжала делать пометки в блокноте, пока головная боль становилась всё сильнее, а платье теснее. Ей катастрофически не хватало воздуха, и хотелось просто выбежать из поместья, чтобы вдохнуть на полную грудь.
— Спасибо, Теодор, — Грейнджер захлопнула блокнот и встала с кресла. — Я услышала всё, что хотела.
— Ты поможешь ему?
— Помогу, не сомневайся.
Ей казалось, что Тео хотел сказать что-то ещё, но всё же решил промолчать. Он кивнул ей на прощание и исчез в камине, оставив Гермиону наедине со своими размышлениями. Она подошла к окну, наблюдая за тем, как птицы взмывают в небеса — они были свободными, и их ничего не связывало. Не было никаких обязательств, боли и идиотских планов в голове, что не давали спокойно ступить шаг.
Девушка собрала все свои записи и направилась в библиотеку, где сейчас была Нарцисса. Грейнджер ни разу не разговаривала с хозяйкой поместья о том, что она сама думает по поводу всего случившегося, словно в этом был хоть какой-то толк. Гермиона знала, как развалить любое дело, но почему-то тут зациклилась, будто без этого нельзя. Было понятно, что в финале будет слишком много разбитых сердец и вдвойне больше окровавленных осколков, но она же действовала не одна. Себе Грейнджер не врала, и честно признавалась отражению в том, что в ней давно живёт, как минимум две личности, воспитанные мраком и тьмой.
В библиотеке Мэнора было очень тихо, но до одури уютно. Раньше Гермионе казалось, что невозможно чувствовать прикосновения домашнего тепла там, где слишком высокие потолки, много пространства, пыли и ни единой живой души. Она любила библиотеку Хогвартса, но куда приятнее ей было читать книги в своей спальне в доме на Эбби-Роуд. Однако, среди огромных книжных стеллажей домашней библиотеки Малфоев скрывалось что-то вон выходящее для этого места — спокойствие. Тут можно было услышать собственное сердцебиение и свои мысли, что необъяснимым образом очаровывало.
— Надеюсь, что я Вам не помешала, — Грейнджер подошла к Нарциссе, которая сосредоточенно перелистывала страницы старой книги. — Это магловские мифы?
Девушка скептически вскинула бровь, когда увидела обложку книги, а потом с ещё большим скептицизмом посмотрела на леди Малфой. Она до сих пор не понимала своего отношения к этой женщине — ей хотелось ненавидеть её, только потому, что она являлась матерью того человека, который был кошмаром всей её жизни, но с каждым днём это выходило у неё всё хуже. Возможно, что дело было в том, как на неё влиял сам Драко, а возможно в том, кем была Нарцисса.
Гермиона помнила миссис Малфой, как ту женщину, которая солгала Волан-де-Морту, которая безмерно сильно любила своего мужа и сына, которая была готова падать на колени и отдавать голову на отсечение ради благополучия любимых людей. Это было настолько не похоже на устоявшийся образ Малфоев в голове Грейнджер, что порой раздражало.
— Да, сегодня я читала мифы Древней Греции, — Нарцисса улыбнулась. — Легенда об Алкесте. Очень печальная история.
— И всё из-за любви, — фыркнула Гермиона. — Люди так много значения придают любви, хотя из-за неё все беды.
— Мне кажется, что Вы не правы, мисс Грейнджер.
— Зовите меня Гермионой. Мы с Вами живём под одной крышей, и я связана каким-то чёртовым заклинанием с Вашим сыном.
— Я не устану Вас благодарить, Гермиона, за то, что Вы согласились помочь Драко. Я уверена, что Вам удастся доказать всем, что его подставили.
— Алкеста добровольно согласилась отдать свою жизнь за супруга Адмета, согласившись умереть вместо него, поскольку все остальные отказались. Это дурацкое самопожертвование во имя любви привело Алкесту в Ад, и Вы будете мне доказывать, что я не права?
— А Вы бы не пожертвовали собой ради того, кого любите? — Нарцисса посмотрела на девушку. — Самопожертвование выражается не только в том, чтобы отдать жизнь за любимого человека.
— А в чём же ещё?
— В принятии человека, потому что мы жертвуем какими-то своими принципами; в прощении, потому что нарушаем данное себе обещание — никогда не прощать кому-то боль.
— Говорю же, любовь сильно переоценивают. Люди почему-то решили, что ради минутной эйфории и блаженства стоит положить на алтарь своё достоинство, свою гордость — всего себя, — Грейнджер в последний раз смерила Нарциссу изучающим взглядом, после чего направилась к дверям. — Простите, я бы хотела ещё поработать.
Да, леди Малфой умела держать лицо и со стороны казалась стальной женщиной, но стоило подойти ближе, и её можно было читать, как открытую книгу. Широко открытые глаза, расслабленные плечи, ровное дыхание, мягкая улыбка. Порой она сжимала руки в кулаки, что лишь говорило о том, как сильно её волновало благополучие сына, потому что Гермиона наблюдала это микродвижение, когда в разговоре всплывало его имя. Ещё реже Грейнджер подмечала, как напрягалась челюсть, но это было признаком того, что Нарцисса сдерживала своё отчаяние. После того, как её челюсть напряглась — в следующий же миг она улыбалась — это обманка для тех, кто не подмечает напряжения.
У этой женщины начинали дрожать руки, когда при ней упоминали имя внука — за это было абсурдно подозревать её. Возможно она и читала какие-то книги, связанные с чарами памяти, но это было обычной тягой к новым знаниям. Нарцисса на досуге изучала мифы маглов, так что же было удивительного в том, что в её руках оказалась книга о свойствах разума?