— Мисс Грейнджер, Вы уверены в том, что стоило привлекать к этому мистера Поттера? — Нарцисса волновалась, и даже не старалась этого скрыть. — Я ничего не имею против, но мне кажется, что…
— Он не сделает ничего такого, что навредит мне, миссис Малфой, а дело Вашего сына — это моя работа, и Гарри знает о том, как это важно для меня… — она не секунду запнулась. — Для меня важен результат, вне зависимости от того, кого я защищаю.
— Хорошо.
— Давайте я приготовлю Вам чай? — Гермиона взяла её пустую чашку. — Мне кажется, что это, что нужно.
— Что Вы? Не стоит. Я попрошу Миппи, и она приготовит мне чай.
— Полагаю, что Ваш домовой эльф не так хорошо разбирается в травах, как я. Вам нужно успокоиться, миссис Малфой, а я знаю толк в этом, увы.
Нарцисса в благодарность кивнула, а Грейнджер направилась в сторону кухни. Тут всё было всё в том же стиле Мэнора — выдержанно, но со вкусом. Колоны, лепнина, завитки, дорогая мебель, высокие потолки и большие окна. Девушка сомневалась в том, что тут когда-то готовила сама хозяйка поместья или любая из женщин семейства Малфоев. Это пространство было предназначено только для домовых эльфов, которые готовили для семьи хозяев.
Гермиона поставила чайник на плиту, отыскала в шкафчике белую фарфоровую чашечку и достала из кармана маленький мешочек с травами, собранные для неё Ньютон. Мужчина с особой любовью собирал этот сбор и настоятельно советовал пить его каждый вечер перед сном, но Грейнджер проигнорировала эту рекомендацию. Кажется, она всего лишь раз сделала себе этот чай, а после закинула мешочек в сумочку «на всякий случай».
— Ваш чай, миссис Малфой, — она появилась в гостиной с подносом в руках. — Надеюсь, что Вам понравится.
— Спасибо, Гермиона, — женщина улыбнулась и сделала глоток чая. — Очень вкусно, что это за травы?
— Это сбор трав. Там есть мелисса, валериана, душица, чабрец и пион. Это был подарок мне от Ньюта Саламандера, но я немного внесла коррективы в его рецепт.
— Вы знакомы с Ньютон Саламандером?
— Да, это мой добрый друг, — девушка улыбнулась, вспоминая о заботливом дедушке Рольфа. — Но давайте вернёмся к делу. Нарцисса, я думаю, что Вам не стоит присутствовать во время того, как Драко будет под гипнозом.
— Если Вы считаете, что так будет лучше — я спорить не стану.
— Я должна поговорить со своим подзащитным, — Гермиона сжала руки в кулак и вышла с гостиной.
Она не пересекалась с Драко три дня. С того самого момента, как он плюнул ей в лицо ядовитые слова, задевающие её прошлое, а она в ответ наслала на него Непростительное. У неё не было особого желания говорить с ним и сейчас, но это было необходимо. Грейнджер успела уже сотни раз пожалеть о том, что весь её план держался на том, чтобы находиться здесь: быть адвокатом Малфоя, говорить с ним, пытаться распутать понятное ей дело и всё же сдерживать в себе некоторые эмоции. Но ведь без жертв обойтись нельзя было, и она в который раз выступила жертвой своих же действий.
Если это поможет ей, то она потерпит.
— Я надеюсь, что ты не пил сегодня, — она ворвалась в его спальню без стука и приветствий. — Через пару часов сюда прибудет целитель, специализирующийся на гипнотерапии.
— Решила покопаться в моей голове? — он усмехнулся, отрываясь от книги.
— Огден не должен отказать, но вместе с тем, такие действия могут значительно приблизить дату следующего слушания, — девушка не смотрела на Малфоя, разглядывая семейный портрет на стене. — Будь добр, оставайся адекватным.
На языке вертелось так много слов, которые ей хотелось высказать парню, но Грейнджер сдержала себя — этого нельзя было делать сейчас. Она не собиралась приводить Малфоя в чувства или провоцировать хоть на какие-то эмоции. Ей нужен был тот Драко, который напоминал живого мертвеца, который совсем не понимал, что происходит, но каким-то непонятным образом, именно присутствие Гермионы понемного оживляло его. Возможно, что единственные эмоции, на которые он был сейчас способен — это гнев и злость, а Грейнджер так идеально подходила для их освобождения.
Можно было бы сказать, что это взаимно, но был ли толк в этом вранье? Гермиона давно уже запуталась в том, что чувствует по отношению к этому человеку, когда он рядом. Похоже, что она была той ещё мазохисткой, как бы долго не жаловалась на собственную роль или это уже вошло в привычку.
— Я не хотел тебя обидеть, — глухо выдавил из себя Малфой, когда Гермиона оказалась у дверей. — Прости, Грейнджер. Мне не стоило тебе говорить… Напоминать о том, что случилось.
— Это благородство? — с долей издёвки спросила она. — Тебе оно ни к лицу.
— Нет, это человечность.
— Она тебе тоже ни к лицу. Это смешно.
— Поговори со мной, прошу тебя.
— Ты издеваешься надо мной? — Грейнджер подавила в себе вырывающийся смешок и повернулась лицом к Малфою. — Нам не о чём с тобой говорить, если только это не касается твоего дела. У меня вопросов к тебе нет.
— Только ты напоминаешь мне о том, что я — не пустое место, как бы странно это не звучало. Моя мать, как бы сильно не верила в то, что я невиновен, но ей тяжело со мной говорить. Возможно, что она видит во мне Скорпиуса, которого любила больше жизни, а возможно, что…
— Сомневается в тебе, — закончила вместо него Гермиона. — Ты и сам-то не особо веришь себе.
— А тебя это даже не трогает, Грейнджер. Тебе будто бы всё равно на то, что я могу оказаться убийцей. Ты говоришь со мной, как всегда. Я для тебя по-прежнему остаюсь Малфоем, которого ты привыкла ненавидеть.
— Просто я привыкла к тому, что ты — убийца.
Это было так неправильно, но похоже, что в этом она и нуждалась все десять лет, а то и больше. Ей нужно было поговорить с тем, кто был виной всем её кошмарам — только прелесть этого разговора была как раз в этой выдержке. Сейчас они были взрослыми людьми, каждый со своим грузом на плечах и глубокими ранами на сердце. Они понимали, что такое жизнь и понимали, что означает причинить боль словами. Теперь Гермиона была для него просто «Грейнджер» — не гриффиндорской занудой или грязнокровкой, а он был для неё всё тем же «Малфоем», но уже взрослым.
Они выросли, и теперь могли здраво оценивать боль друг друга. А ещё они могли сознательно причинять боль друг другу.
— Поэтому я не чувствую от тебя того, что чувствую от всех остальных. Ты, как страница из старого ежедневника.
— Тебе не кажется, что это низко с твоей стороны — упоминать по отношению ко мне старый ежедневник.
— Я часто задумывался о том, как бы всё могло сложиться, если бы мы были друзьями, — Драко подошёл к камину и потянулся к маленькой колдографии, где был он, Тео и Пэнси. — К сожалению, мы все воспитывались в слишком идиотских предубеждениях, и это в своё время сыграло с нами злую шутку.
— И как? Тебе помогло то, что ты думал об этом? Полегчало?
— Ты не веришь мне.
— Суть не в этом, Малфой, а в том, что в этом нет смысла. Ты можешь в своей голове хоть миллион разных альтернативных развитий событий обдумать, но это ничего не изменит. Всё так, как есть.
Она говорила такие правильные вещи, ей не хватало только кинуть пару пафосных фраз о прощении и ненависти. Это всё были не её слова — это она наслушалась благородных помыслов Забини и Поттера, а поэтому теперь могла разглагольствовать на эту тему.
— Я бы поступил иначе, если бы можно было всё исправить, — он сделал несколько шагов в её сторону. — Мне всегда было стыдно за каждый мой поступок.
— А вот и нет. Если бы тебе было стыдно, то ты бы не припомнил мне то, как меня изнасиловали Монтегю и Гойл три дня назад в гостиной на первом этаже, — она уже и позабыла, когда в последний раз озвучивала всё это вслух. — Если бы тебе было стыдно, то ты нашёл другие слова, но ты ударил по самому больному. Спасибо, что не решился вспомнить о моих родителях, иначе бы в тебя прилетело совершенно другое Непростительное.