— Да, — по щеке скатилась слеза. — Эта любовь уникальна своей болью и абсурдностью. Её не должно было быть, потому что она — порождение всего самого наихудшего, что может быть в нашем бренном мире.
Откровение — это пытка. Откровение с самым близи человеком — это смерть, а точнее её касания, которые на минуту останавливают сердце, но потом снова запускают его, чтобы повторять это бесконечное количество раз. Это ни разу не просто, но пришла пора открыть гнилые дверцы своей душонки для того человека, который действительно всегда был рядом.
— Ты жалеешь о том, что любишь его? — Гарри достал с кармана платочек, аккуратно вытер слезы с её лица. — Это должен был быть кто угодно, но не он.
— Любой выбор порождает возможность сожаления. Жизнь без сожаления — это не жизнь. Сожалеешь не о том, чего не сделал, а о том, что мог бы сделать, — девушка прикусила губу. — Это было необратимо, потому что коснулось не только меня, но и его тоже.
Каждое слово, каждая фраза — это кричащий ответ на главные вопросы этой грустной и жестокой истории.
— Раньше я боялась потерять память, но теперь была бы счастлива кое-что забыть. Память — как фреска в моей голове. Она делает события вечными, но забывчивость дарит умиротворение. Нужно забывать, а я не могу, — продолжила Гермиона. — Я лгала тебе слишком долго, Гарри, но ты же и сам это видел. Ты чувствовал каждую мою ложь, но продолжал в ответ лишь обнимать меня, защищая нас обоих от правды. Ты боялся ранить меня, а боялась ранить тебя, потому что то, что скрывается за хрупкими стенками моих мыслей — это Ад. Я прошла его ещё в Хогвартсе, но только сейчас готова тебе это рассказать.
— Я рядом, чтобы бы там ни было, — парень притянул её руку к своей груди. — Ты в моём сердце, Гермиона. Ты — мой самый близкий человек, самый родной, и я всегда буду на твоей стороне. Я до последнего буду рядом, потому что я обещал тебе.
Острые слова крутились у неё на языке, но она продолжала молчать. Ладони вспотели, руки задрожали, а лицо снова блестело из-за слёз — это было гораздо сложнее, чем могло показаться.
— Я просто шла в гостиную, — Гермиона набрала полные лёгкие воздуха, но говорила совсем тихо. — Они вышли мне на встречу, но я даже не придала этому значение… Сколько учеников можно было встретить в коридоре? Много. Он окликнул меня, а я даже не помню, что ответила ему, потому что в следующий миг почувствовала, как меня ударили по голове… Я бы отдала всё на свете, чтобы не приходить в себя, но им так было неинтересно…
Грейнджер одёрнула руку, почувствовав отвращение от прикосновений Гарри. Ей снова стало противно от того, что кто-то касается её, что снова кто-то находился столь близко к ней. Она вспомнила, как можно умирать от боли после того, как чьи-то чужие руки без спроса коснутся её бледной кожи. Именно в этот самый момент Гермиона вернулась на много лет назад, чувствуя, как по спине пробежал холодок каменного пола Выручай-комнаты.
— Не нужно, — прервал её Гарри. — Не говори, если тебе больно говорить об этом.
— Они меня изнасиловали! — выкрикнула девушка и подорвалась на ноги. — Они просто использовали меня, как игрушку! Они просто решили, что со мной можно так поступить — просто поразвлечься, оставив на теле больные напоминания об этом, а потом оставить умирать, словно я — уже мертва. А я хотела быть мёртвой, Гарри… Я не хотела больше жить, потому что знала, что навсегда запомню весь тот ужас…
Вот она — та самая болезненная часть скрываемой правды. Гермиона столько лет вынашивала её в себе, наивно полагая, что когда-то станет терпимо, но с годами становилось только хуже. Всего на минуту она задумалась о том, как бы сложилась её жизнь, если бы ей хватило смелости признаться в этом тогда? Возможно, что всё было бы иначе — она могла стать счастливой, преодолев боль тогда, но нет. У неё был шанс, совсем мизерный, но был.
Поттер встал, но Грейнджер отмахнулась, не позволив ему прикоснуться к ней. Она не хотела, чтобы он случайно задел те шрамы, которые вновь начали гореть под одеждой. Это больше не было прошлым — это было просто частью её жизни, недописанной главой, к которой она снова вернулась, как писатель-неудачник.
Гермиона плакала, срывая голос, вцепившись ногтями в бёдра. Ей хотелось снова ненавидеть весь мир, желать смерти Малфою, оправдать все свои поступки тем мраком, в который превратилась её искалеченная душа. Она снова пыталась вернуться в начало, когда сил ей предавало желание отомстить и увидеть отпечатавшееся горе в серых бездонных глазах, но Грейнджер просчиталась. Столько лет собирала пазл воедино, связывая всё красными нитями, чтобы вот так глупо проиграть.
Всё плыло перед глазами, а земля уходила из-под ног, готовя Гермиону к тому, что сейчас её опять ждёт очередной приступ адской боли, но тёплые цепкие руки отрезвили. Гарри всё же обнял её, прижимая к груди, как можно сильнее и не давая выпутаться. Он что-то шептал ей на ухо, а девушка пыталась оттолкнуть его, пока кости не успели превратится в пепел. Она могла поклясться, что просто начала гореть в костре собственных тёмных и кровожадных надежд.
— Он был там, Гарри! — снова закричала Грейнджер. — Он нашёл меня, но просто ушёл! Он оставил меня там, пока я лежала и умирала, а после продолжал издеваться надо мной! Я плакала! Я плакала, пока он уходил, оставляя меня!
— Прости меня, Гермиона, — он всё так же крепко прижимал её к себе. — Я оставил тебя один-на-один с этим, и даже не постарался узнать, что с тобой случилось… Я так виноват перед тобой, моя хорошая… Я обещал, что буду рядом, а оказалось, что я был так далеко от тебя…
Сил в руках становилось всё меньше, а она перестала вырываться их рук Поттера. Теперь эти касания казались спасительным кругом, потому что они были тёплыми — они были родными, совсем не такими, как те касания чужих рук в Выручай-комнате. Возможно, что именно таких ей не хватило в своё время, чтобы приостановить процесс ужасного преображения.
— Ты не виноват, — прошептала в ответ Гермиона. — Никто не виноват, Гарри. Я все эти годы винила его в том, что он сделал меня такой, но нет. Я сама с собой это сделала, он лишь подтолкнул меня к этому безумию.
— Они остались безнаказанными…
— Они поплатились за всё, Гарри, — девушка отстранилась от него. — Ты просто услышь меня, а потом скажи — есть ли в тебе ещё хоть капля желания остаться со мной?
Гермиона внимательно посмотрела на него, продолжая дрожать, но знала, что в этот раз дала другу чётко понять, что он должен услышать её. Не просто обнять, упустив всё сказанное или снова увидеть в ней лишь жертву, а услышать, потому что она сказала достаточно, чтобы Поттер навсегда ушёл, а если и захотел вернуться, то лишь с аврорами. В Мэноре был один-единственный преступник, которому полагалось отправиться в Азкабан без суда и следствия.
— Чтобы понять художника, нужно изучить его творчество, — спустя несколько минут ответил брюнет. — Я буду с тобой до последнего, Гермиона. И да, я всегда видел проблески этой правды, но мне хотелось верить в то, что ты говоришь.
Их дружба была настоящей — от самого конца и до этого момента. Они верили в образы друг друга, хотя видели настоящие тени, которые были искажены. Между ними не было клятв на крови или Непреложных обетов, но было что-то гораздо сильнее и важнее — родство душ и сердец. Поттер мог бесконечное количество раз срываться на неё, говорить в порыве злости болезненные слова, но всегда возвращался к ней. Грейнджер лгала много лет, оправдывая это благими намерениями, считала, что может справиться и без его поддержки, но в конечном итоге плакала, стоя перед ним на коленях.
Если её любовь к Малфою была извращённой и патологически неправильной, то и чувства к Гарри были тоже не особо здоровыми. Такой была жизнь: без идеально продуманных сценариев, фальшиво красивых картинок и исключительно положительных исходов. Они все были живыми людьми, которые способны на любовь, месть, верность, предательство и искренность.
Искренняя любовь. Искреннее желание отомстить. Искренне собачья верность. Искренность во всём — от начала и до самого конца.