Тишина. Гробовая тишина, в которой можно было расслышать крики гриффиндорки, над которой нависала безумная Беллатриса. Малфой внимательно смотрел на неё, а она даже не могла отвернуться, всё ещё слыша его голос.
— Я убил только твою мать, потому что она попросила меня, Грейнджер, — глухо выдал Драко. — Она знала, что ей не выжить. Она боялась, что с ней поступят так же, как с твоим отцом — будут пытать, отрезая по живому пальцы, выдирая зубы и ковыряясь ножом в животе. Я сделал это быстро — она падала уже мёртвой. И нет, я не пытаюсь оправдать себя в твоих глазах. Выбор есть всегда, но не всегда этот выбор лёгкий. Прости, но я выбрал жизнь своей матери.
Её сердце начало пропускать удары, но она продолжала смотреть в его глаза. Малфой не лгал ей, потому что всегда был искренним с ней. И в ненависти, и в гневе, и даже в любви. Гермиона вспоминала свою мать, которая недавно ей приснилась — она улыбалась и говорила, что понимает её. Ей должно было быть сейчас невыносимо больно, как в тот момент, когда Драко перенёс её к могиле родителей, но вместо этого было просто пусто на душе. Такое чувство, будто бы её душу уже выпотрошили до такой степени, что ничего больше ранить не сможет.
Или дело было в том, что это оправдывало Малфоя в её глазах. Он был прав — выбор есть всегда, но простым он бывает крайне редко. Гермиона тоже выбрала бы смерть Нарциссы или кого угодно, лишь бы сохранить жизнь своих родителей. Она была готова на всё, ради мести за них, а что уже говорить, если бы дело коснулось сохранности их жизни?
— У меня должна была родиться дочь, и мы с Асторией знали, какое имя у неё будет — Хизер Малфой.
— Я знаю, Драко, — она оттолкнула его в сторону. — Хизер Джейн Малфой.
Она не знала, что делала тут. Он оставил ей записку с просьбой прийти, а Гермиона не могла отказать. Тогда она ещё не знала, что он попросит её о встрече дважды: сегодня и через год, когда суд признает его виновным, а он не станет отрицать того, что причастен к убийству её родителей. У них никогда история не будет простой, потому что так было предначертано.
— Ты — человек очень твердый, не правда ли, Грейнджер? — он появился у неё за спиной, держа руки в карманах. — Всё же пришла.
— Не кремень.
— И тебе ненавистна мысль, что ты такая же, как все. Это тебя уязвляет. Еще бы! Нет, ты совсем не как все, Грейнджер. Ты только боишься быть такой.
— Зачем ты мне это говоришь, Малфой? Зачем позвал сюда? Я думала, что у Слизерина есть дела куда поинтереснее в первый день в Хогвартсе, чем посиделки с грязнокровками на квиддичном поле.
— При свете луны, — учтиво добавил Малфой.
— Я ненавижу луну, — грубо ответила Гермиона. — Так что тебе нужно?
— Когда-то ты появишься передо мной, облачённая в красное красивое платье, и скажешь, что ты красива, как луна, потому что сможешь перешагнуть через всё это, а я снова буду тобой восхищаться. Ты не такая, как все. Точно нет.
— Отлично поговорили. Спасибо за минуту философии, — она встала с трибуны и отряхнула джинсы. — Буду считать, что ты был просто слишком пьян.
— Любовь требует забытья в чувствах, а ненависть — концентрации для просчета действий, — продолжил блондин. — Я не знаю, что будет дальше, но уверен, что у тебя всё получится, Грейнджер.
Ей не хватило сил для того, чтобы сконцентрироваться, и она забылась. Похоже, что они действительно были похожи больше, чем думали. У каждого из них сегодня был своеобразный «день правды». Она приоткрыла завесу тайны для Поттера, а Малфой решил рассказать ей немного правды.
Гермиона могла оправдывать убийц, но в своё время не смогла оправдать Малфоя. А вот для неё оправдания не существовало, и вряд ли бы Драко смог когда-то его найти. Пока что на стороне Грейнджер был лишь Поттер — на нём список начинался, на нём он и заканчивался, потому что другого адвоката у неё никогда не было, нет, и не будет.
Она появилась перед ним в красном платье и с луной на шее, а он действительно восхищался. Только тут следовало опасаться и бежать от того безумия, которое горело внутри Гермионы, уничтожая всё на всём пути.
Никто не может досконально знать человека, не будучи разве что в него влюбленным. Благодаря этой любви мы видим потенциал в своих любимых, благодаря этой любви позволяем своим любимым увидеть в себе этот потенциал. В выражении этой любви потенциал наших любимых и реализуется. Эти оба видели потенциал в друг друге, но не могли распознать очевидного. Гермиона все эти годы не видела очевидного, а ведь стоило просто допустить, что Малфой мог оказаться заложником ситуации, потому что в то время заложниками были все. А Драко не видел в той, кем почему-то продолжал восхищаться, всей этой тёмной порочности.
Психопаты не безумны. Они прекрасно знают, что делают и какие от этого будут последствия. Вот и Грейнджер знала, что будет дальше и что её ждало, пусть и облажалась по многим пунктам своего собственного плана.
========== Глава 23 ==========
Комментарий к Глава 23
Мы можем обсудить с вами главы в моём тг-канале.🤍
https://t.me/feralocean
Тебя влечет в сторону тьмы, но тебя влечет и ко мне.Август, 2008.
Малфой ждал начала судебного заседания в камере, от которой успел отвыкнуть, а Гермиона и Нарцисса сидели у дверей Зала №10. Иногда всё это походило на плохую шутку, когда дороги вновь приводили её снова сюда, чтобы снова вспомнить переломный момент истории, но как оказалось, история эта была переломана вдоль и поперек. Её бы ничего уже не могло спасти или исправить, но Грейнджер продолжала на что-то надеяться: как не на силу мести, так на то, что отступить ещё можно.
Она просматривала свои записи, пытаясь принять в голове очень важное решение для себя, но пульсирующая боль в висках не давала сосредоточиться. Ей не удалось вчера взвесить все «за» и «против», будто бы Гермиона ждала, что всё разрешится само. Миссис Малфой всё утро была на нервах, ежеминутно боролась с желанием поговорить с адвокатом своего сына, но их разговор ограничился лишь утренним приветствием. Женщина переживала, но вряд ли догадывалась, что куда сильнее переживала сейчас Гермиона, которая не знала, как взять все свои эмоции под стальной контроль. Вчерашний разговор с Гарри, а потом и с Драко, опустошили её до предела, оставив лишь малость сил для сегодняшнего дня.
Мимо проходящие министерские служащие кивали ей, узнав к ней ту самую Гермиону Грейнджер, а она в ответ лишь улыбалась, не проронив ни слова. Только за улыбкой этой скрывался какой-то душевный надлом. Новый.
Колдографии и статьи с упоминанием её имени были частым явлением в Америке, да и в Англии она успела прославиться, взявшись за дело Малфоя, но вот сегодня ей хотелось стать безликой — слиться с толпой, скрыть своё лицо и перестать быть Гермионой Джин Грейнджер. Она хотела просто на миг узнать, каково это — быть кем-то другим, с другой судьбой и совершенно нормальной жизнью. Но ей такая роскошь была непозволительна, потому что всё уже было давно известно.
Когда-то эти таблетки точно убьют её, но она подумала об этом, когда уже выпила три сразу, запив это глотком холодной воды. Вряд ли они ей помогали, но Гермиона продолжала закидываться ими, как паршивый наркоман, который без дозы света белого не видел. Девушка подождала десять минут, а после вышла со спальни, прижав к груди блокнот — ей не требовалось записывать показания Малфоя, но это помогало немного отвлечься от закрадывающихся в голову мыслей.
— Ты снова меня удивляешь, — тихо проговорил Драко, когда она без стука зашла в его спальню. — Я думал, что ты видеть меня не захочешь, а ты решила снова провести допрос. Ну что же, давай поговорим.
Ей действительно было всё ещё не по себе после того, как она увидела могилу своих родителей, но Грейнджер не хотела думать о том, почему Малфой перенёс её туда. Она не стала искать в голове ответы на волнующие вопросы, решив, что и Драко она их не задаст. Её уже не должно было хоть что-то удивлять, потому что они оба были безумными в своих решениях и действиях. Разница была лишь в том, что Гермиона начала принимать своё безумие, а Малфой ещё не догадывался о своём. Наверное.