— Я не знаю, почему слушание перенесли, но считаю, что всё, что случается — не просто так, поэтому нам действительно стоит поговорить, — Гермиона говорила через ком в горле. — Очередное судебное заседание ничего не даст, кроме того, что дело снова затянется. Веские доказательства Визенгамота просто развалятся после заключения Януса Тики.
— Хорошо.
— Ты говоришь о том, что пытаешься закрыть свои воспоминания о той ночи в самый дальний ящик, но при том тебе абсолютно всё равно на исход этого дела.
— А чего ты ждала, Грейнджер? Что я буду с бубном плясать и в волшебный шар заглядывать? Я рад, что есть люди, которые верят в мою невиновность, но мне от этого не холодно и не жарко — мне всё равно.
— Пустовато внутри, да? — девушка села на кровать, чтобы быть подальше от Малфоя. — Я знаю это чувство.
От простыни чувствовалось тепло — он встал с кровати буквально за миг до того, как она вошла в спальню. Его тепло было другим: леденящее душу, острое и немного болезненное. Гермиона одёрнула руку, положив её на колено, чтобы избавиться от зарождающегося чувства былой ностальгии, которую сложно было назвать приятной. Обычно, когда она чувствовала тепло Малфоя, то в след за этим прилетала очередная стрела в сердце — очень ядовитая, и далеко не от Амура.
— Очень жалкое, но весьма уничтожающее чувство, — Малфой достал из вазы белую розу. — Ты не любишь цветы?
— Ненавижу, — коротко ответила Гермиона. — Астория любила гортензии, а не розы.
Драко посмотрел на неё, а она отвернулась, когда поняла, что сказала кое-что неуместное. Это было слишком неаккуратно и глупо.
— Ты любила полевые цветы, — он оторвал несколько лепестков от бутона. — Говорила, что самый верный способ заставить кого-то улыбаться — это подарить букет полевых цветов.
Она молча вышла с его спальни, так ничего и не записав в рабочий блокнот, а когда вернулась к себе, то достала из-под кровати старый потёртый ежедневник.
19 сентября, 1993 год.
Это был не Рон, и не Гарри. Они даже не помнят о том, что я люблю полевые цветы, но этот букет так прекрасен.
Она совсем не смотрела на Нарциссу, а только себе под ноги, продолжая думать о том вечере, будто бы в нём было что-то слишком важное. Никто, возможно, и не увидел бы в этом диалоге чего-то невероятного, но вот Гермиона и Драко сказали друг другу значительно больше в этот вечер, чем за всю свою жизнь. Они признались друг другу, не сказав ничего конкретного.
Грейнджер встала за трибуну, пропуская мимо ушей какие-то вопросы судей, и совсем не обращая внимания на волнение миссис Малфой, которая побледнела до предела, снова оказавшись в зале суда.
— Закрытое судебное слушание от девятого августа две тысячи восьмого года в связи с новоявленными фактами в деле Драко Люциуса Малфоя, объявляется открытым, — звук молотка вырвал её из воспоминания и ступора. — Мисс Грейнджер, прошу Вас.
В голове было пусто и помогало лишь то, что под руками были её записи, с детально прописанной речью. Гермиона была трудоголиком до мозга костей, даже когда дело было таким складным и шитое белыми нитками. Сегодня даже Огден был, на удивление, весьма вежливым, будто бы прибывал в нужном расположении духа — всё было так неправильно: начиная от милого старика-судьи и заканчивая тем, что Грейнджер пыталась до сих пор оставаться адвокатом Малфоя вместо того, чтобы просто бесследно исчезнуть из Мэнора, словно её там никогда и не было.
— Спасибо, господин судья, — прокашлялась девушка. — Двадцать первого июля я получила разрешение от Министра на привлечение к делу мистера Януса Тики, который является ведущим специалистом больницы Святого Мунго в области чар памяти и разума. В присутствии мистера Гарри Поттера — главного аврора, мой подзащитный был введён в состояния гипноза.
— Не считаете ли Вы, мисс Грейнджер, что гипноз — это не совсем подходящая процедура для магического мира? — раздался женский голос одной из судей. — Я понимаю, что было получено разрешение, что присутствовал мистер Поттер, и уж тем более, я не сомневаюсь в компетентности мистера Тики. Я сомневаюсь в том, что гипноз может тягаться с сывороткой правды.
Кто бы мог сомневаться в том, что чересчур консервативная и параноидально правильная Англия не усомнится в столь магловском способе достучаться до правды. Гермиона улыбнулась, перевернув страницу в своих записях, где имелись записи самого Януса. Мужчина любезно согласился более подробно проконсультировать девушку касательно вопроса гипнотерапии, потому что сам не раз сталкивался с непониманием со стороны магического мира.
— Гипноз — это временное состояние, характеризующееся резкой фокусировкой внимания на определённых моментах жизни пациента, — её голос почему-то начал дрожать. — Вопреки распространённым заблуждениям, состояние гипноза не похоже на сон. Это состояние не может быть вызвано против воли, о чём мистер Малфой был предупреждён, и позволил мистеру Тики провести сеанс гипнотерапии. Гипноз увеличивает вероятность проявления ложных воспоминаний, коими и являлись те, которые мой подзащитный дал, будучи под воздействием сыворотки правды.
— Вы могли внушить правду своему подзащитному, мисс Грейнджер, — подключился Огден. — Сыворотка правды оттого так и называется, потому что предназначена для выявление правдивых показаний.
— Могла, но не делала этого, мистер Огден, — её голос становился тише, а по телу начала разливаться странная усталость. — К делу приобщены все мои воспоминания о беседах с мистером Малфоем, чтобы судейская коллегия могла убедиться в том, что ничего компрометирующего и ложного я ему не внушала…
Она пыталась дочитать до конца, но во рту стало сухо, а глаза начали медленно закрываться. Гермиона облизала губы, решив, что сказала достаточно. Несколько пар глаз внимательно наблюдали за ней, ожидая такого же явного напора со стороны адвоката, как во время первого слушания, но Грейнджер молчала. В зале стало так тихо, что девушка слышала собственное учащённое сердцебиение, а ещё она чувствовала, как в спину пристально смотрят серые глаза Малфоя, который заметил, как Гермиона пошатнулась.
— Да, Ваши воспоминания были изучены, мисс Грейнджер, — протянул Огден. — Так же мистер Поттер предал суду свои воспоминания с того дня, когда был проведён сеанс гипнотерапии.
— Судебная практика Европейских магических судов принимает практику использования гипнотерапии, — Гермиона говорила так медленно, что теперь на неё пристально уставились все, кто был в зале. — Если позволите, то я не стану зачитывать все судебные прецеденты, но они приложены к материалам дела. Международная конвенция о мирном сосуществовании маглов и магов утверждает гипноз, как «один из методов извлечения правдивых показаний».
— Мы ознакомились с дополнительными материалами, мисс Грейнджер, — процедил Огден. — Допустим. Что-то ещё?
— Да… — она изо всех сил уцепилась руками в трибуну. — Кроме этого…
— Мисс Грейнджер? — Тиберий привстал со своего места. — Вы в порядке? Возможно, нам стоит прерваться?
Только вот она не успела ответить — Гермиона повалилась с ног, смахивая с трибуны все свои записи. Всё, что девушка успела почувствовать — это облегчение, как будто бы Смерть наконец-то смогла крепко ухватиться за её грудь, выдирая острыми когтями сердце. Не было каких-то туманных образов и ярких воспоминаний из прошлого, абсолютно ничего. Только пустота, лёгкость и чувство свободного полёта. Это было то, за чем она так гналась много лет — желанное облегчение, которое наконец-то выкорчевало острые розы из лёгких, а все шрамы на сердце смогли затянуться.
Тот жестокий март, поселившийся в её душе десять лет назад начал отступление, пропуская тепло и первые солнечные лучи на окраины. Снова поднималась вечерняя благодать, танцуя с сердцем, нежно зазывая в полёт, только вот Гермиона не могла протянуть ей руки. Откуда-то издалека пытался пробиться родной и встревоженный голос, и она разрывалась между желанием остаться тут навсегда или пойти на зов. Всё зашло снова настолько далеко, что Грейнджер чувствовала, как под ногами трещал тонкий лёд, но всё же продолжала бежать, потому что так было неправильно, а это о всей её жизни.