Даже когда она оказалась на улице, то легче ей не стало. Её крылья, которые только-только начинали заживать спустя столько лет, снова выдернули без предупреждения. Она буквально чувствовала, как спина истекает кровью, но это был холодный пот, в который её кинуло при одном упоминании ненавистной фамилии.
Её не спасли тысячи километров, а она надеялась на какое-то там время. От прошлого нет лекарства — это навсегда. Гермиона считала, что ей бы даже Обливиэйт не помог, что она всё равно помнила бы эти ужасы.
Она по-прежнему ждала, пока сможет отомстить Малфою, хоть и понимала, что месть не сделает её счастливее и не изменит прошлое. Ей было даже не жаль измазать руки по локоть в крови, если бы это помогло показать её врагу хотя бы сотую часть той боли, с которой она продолжала жить.
Но жизнь решила иначе, расставила всё совсем по-другому. Гермиона до последнего надеялась, что Малфой ответит по заслугам: что Азкабан сломает его, что он никогда не узнает, что такое счастье. Но вот она стояла под ночным небом Оттавы, заливаясь жгучими слезами, пока он сидел в клубе с друзьями и отмечал свою помолвку. Было слишком самонадеянно полагаться на всевышнюю справедливость.
Гермиона смахнула слёзы с лица и сжала кулаки, сосредоточившись на своей силе. Она собиралась совершить весьма необдуманный, но такой необходимый ей поступок. Щелчок аппарации завлёк девушку, пока она до последнего не была уверена в том, что ей хватит магии в жилах для межконтинентальной аппарации.
***
— Гарри! — её крик смешался со слезами. — Гарри!
Так много лет она откладывала этот визит, потому что боялась невыносимого приступа боли, но чему быть, того не миновать. Её этот приступ настиг за много километров от Лондона, и теперь она пыталась снова от него убежать в этом самом Лондоне.
Она знала, что сейчас поздняя ночь, и Поттер давно спит, но так же знала и то, что сама больше не в силах справляться. Гермиона нуждалась в объятиях с ароматом мяты и цитруса, чтобы почувствовать себя в безопасности. Она просто хочет быть живой.
— Мерлин! — в комнате загорелся свет и показался сонный Гарри с палочкой в руках. — Гермиона! Мерлин, что с тобой? Ты как… Что случилось?
— Мне просто больно, Гарри… Мне так сильно больно… Больно…
— Моя хорошая, — он опустился на колени и крепко прижал подругу к груди. — Поплачь, тебе просто нужно поплакать… Я буду рядом. Я всегда рядом с тобой.
Боль, которая сковывала движения, начала ослаблять свою хватку, будто бы Гарри впитывал её в себя, чтобы облегчить чувства Гермионы. Он не разговаривал с ней, а просто поглаживал запутанные волосы, а ей этого было достаточно.
Она умерла сегодня. Гермиона просто лежала на руках лучшего друга и поняла, что её больше нет. Она ушла тихо, без прощаний и намёков на то, что когда-то вернётся. Как бы девушка не пыталась удержать её на протяжении всех этих лет, но ей так этого и не удалось. Конечно, Гермиона научится жить без неё. Надежда на то, что когда-то боль отступит, умерла сегодня.
========== Глава 3 ==========
Любить — это привилегия благородных сердец.
Сентябрь, 2006.
Было что-то очаровательное в сентябрьской духоте. Возможно, что это ещё лето пыталось как-то бороться с неминуемой осенью и отдавало всё то тепло, которое осталось в невидимых карманах. Изо всех сил август старался отстоять свои права, пока сентябрь бесцеремонно ворвался на новый лист календаря.
Гермиона сидела на диване, закинув ногу на ногу, и всматривалась в документы по делу. Верхние пуговицы её рубашки были расстёгнуты, но это никак не помогало. Она собрала волосы в пучок, закрепив его карандашом, и лениво переворачивала страницу за страницей. Девушка сбилась со счёта — в который раз она уже это перечитывала, но так и не понимала смысла написанного.
Ей совсем не хотелось изучать материалы очередного дела, её душа и сердце жаждали отдыха и чего-то нового. Она безостановочно работала несколько месяцев, изредка позволяя себе передых в виде десятичасового сна без сновидений. Пока мозг Гермионы кипел от желания всё-таки наткнуться на интересную задачку, то спина и шея ныли от желания расслабиться где-то у берега моря.
От стопки бумаг её отвлёк стук в дверь, и она знала, кто это. Так тихо и ненавязчиво стучался только один-единственный человек, которому она, как раз, простила бы настойчивость и шум. Иногда некоторые посетители вели себя более вальяжно и раскованно, чем её добрый товарищ.
— Открыто, Рольф! — крикнула Гермиона и отшвырнула бумаги в сторону.
— Привет, — парень радушно улыбнулся и подошел к подруге, целуя её в щеку. — Кажется, я вовремя.
— Да, — протянула девушка и тяжело вздохнула. — Мне кажется, что я сама не остановилась бы и принялась заново перечитывать эти документы.
— Ты помнишь о том, что дедушка приглашал тебя на ужин? Он обидится, если ты опять променяешь его на свою работу.
— Мистер Саламандер слишком раним, — Гермиона закатила глаза. — Словно он когда-то не горел своей работой.
— Как же тебе повезло, что его внук более терпим, — Рольф рассмеялся. — Брось, Гермиона, ты не можешь бесконечно отказывать дедушке. Он ждал тебя на прошлой неделе.
— Хорошо, только не дави на меня, я прошу, — она сложила руки в молитве. — Мне нужно лишь заскочить домой, чтобы переодеться.
— Я с тобой, потому что я тебя знаю. Заскочила переодеться, и пропала с радаров.
— Потом не удивляйся тому, что мистер Саламандер пытается нас поженить в сотый раз, — Гермиона потянула Рольфа за галстук, чтобы их глаза были на одном уровне. — Я тебя убью, если твой дедушка опять мне под конец вечера начнёт всучивать фамильное кольцо!
Рольф в ответ кивнул и поправил галстук. Они вместе аппарировали к ней в квартиру, оставив кучу бумаг и её пиджак на диване. Она чувствовала прикосновение друга, к которым уже так привыкла. Конечно же, это были не руки Гарри, которые действовали на неё, как самое лучшее успокоительное, но в этом тоже что-то было. Рольф стал для Гермионы вторым по значимости человеком в её жизни.
Всё та же серая и унылая квартира неприветливо встретила их. Плотно зашторенные окна и запах сигаретного дыма — это всё, что характеризовало её скромную обитель. Гермиона сразу же направилась в ванную, оставив Рольфа в большой, но тёмной гостиной.
Год назад она сделала ремонт в своей ванной комнате, сменив светло-розовый кафель на чёрный. Вся её квартира постепенно превращалась в какой-то склеп. Она ненавидела чёрный цвет, но усердно продолжала сменять вокруг себя все яркие цвета на чёрный, переборов внутреннее отвращение.
Чёрный не дарил никакой надежды и не был похож на свет в конце туннеля, что спускало Гермиону с небес на землю всякий раз, когда она вдруг начинала снова верить в лучшее будущее. Лучше, чем было сейчас, уже не будет. Она достигла свой максимум счастья.
— Да уж, Гермиона, — она осмотрела себя в зеркало. — Выглядишь ты, конечно, так себе.
Её финансовое положение позволяло принимать ежедневно ванны с кровью единорога, а она выглядела как кошка, которая доживала свою девятую жизнь. Глаза не блестели и были какими-то мутными, а губы, как всегда, искусаны. О какой личной жизни могла идти речь с подобным внешним видом — она не нравилась самой себе, что уже говорить о мужчинах. Хотя, будем честны, Гермиона не была заинтересована в семье.
Она умылась и потянулась за полотенцем. На чёрном полотенце не видно её растёкшейся туши и тёмно-красной помады. Гермиона почувствовала нотки мужского парфюма, которые остались на полотенце даже после стирки. Она поморщила нос и открыла ногой мусорное ведро, стоявшее под раковиной. Полотенце отправилось в мусор, хотя она купила его всего неделю назад.
Девушка не помнила имени того парня, который разделил с ней ночь, и не хотела, чтобы хоть что-то в квартире напоминало ей о нём. Это была занимательная ночь, но она была уже в прошлом. Гермиона быстро прощалась с любым прошлым, потому что знала, что если этого не сделать вовремя, то можно потом надолго застрять в адской петле волнующих воспоминаний. Когда-то она уже не смогла распрощаться с некоторыми отрывками своей жизни.