Она достала со шкатулки третье письмо и ещё два оставалось.
Ответь мне, я прошу тебя.
Не хочешь возвращаться — не нужно, просто ответь мне. Я схожу с ума без тебя. Сегодня я всю ночь просидел в твоей спальне, и могу поклясться, что чувствовал тепло от простыней. Твой аромат, твой голос — это всё навсегда отпечаталось в этих стенах.
Ты как-то заметила, что эльфы не убирали в моей спальне после смерти Астории. Я им запретил убирать и эту комнату, потому что пытаюсь уловить хоть что-то после тебя. Ты прошлась ураганом по моей искалеченной душе, но ты залечила её. Может, потому что я никогда по-настоящему никого и не любил, за одним только исключением.
Тут остались твои вещи, и я всё время касаюсь их, чтобы представить, будто бы только что видел тебя, и ты вышла. Ты жила со мной под одной крышей, ненавидела и проклинала меня, но ты была рядом. Это было похоже на то, что было в Хогвартсе — я просто был живым от мысли, что утром мы снова встретимся.
Тут навсегда останется твоя не заправленная постель.
— Что же сделал с нами, Малфой? — тихо прошептала Гермиона. — Что мы оба сделали с нами?
Она вскрыла четвёртое письмо, набрала полные лёгкие воздуха и принялась читать.
Я готов обойти все города, чтобы найти тебя. Я готов умереть, сгореть и снова воскреснуть, но только бы ещё раз увидеть тебя. Я готов на что угодно, только бы хоть на минуту увидать тебя в гостиной Мэнора.
Ты спрашивала меня «почему?» так много раз. Я отвечу, хотя тогда можно больше не надеяться на то, что ты когда-то ещё появишься на моём пороге. Ты заслуживаешь эту правду, хоть ничего хорошо в ней нет. Правда редко бывает сладкой на вкус, почти никогда.
Почему я не сказал тебе всех этих слов раньше? Потому что я — трус. Мне было важнее одобрение отца, нежели ты. Я всегда стремился ему угодить, а признайся я в своих чувствах к грязнокровке, то стал бы самым большим его разочарованием. Я был взращён его идиотскими идеалами, его бреднями о чистоте крови и о том, как это важно. Отец всегда был для меня на первом месте. Я восхищался его властью, авторитетом и хотел быть таким же, как он. Я — идиот.
Почему я ушёл тогда? Я не ушёл, Грейнджер. Я позвал МакГонагалл, я приносил Помфри ингредиенты, о которых она могла только читать на страницах справочников и старинных книг. Ты можешь у неё спросить, и она подтвердит это, а тогда старуха тебе этого не рассказала, потому что я попросил её. Я не мог стать в глазах всей школы или хотя бы в твоих — героем, потому что это было чревато последствиями. Уже тогда все приспешники Тёмного Лорда активно готовились к его воскрешению, и моя семья не была исключением.
Монтегю и Гойл не были моими друзьями, я ненавидел их. Но я был слишком труслив для того, чтобы открыто выступить против них, защищая тебя. Да, чёрт подери, я был малолетним трусом, который единственное, на что был способен — это держаться своей роли. Ведь все привыкли видеть Драко Малфоя заносчивым чистокровным ублюдком.
Это не оправдывает меня. Нет.
Мне просто хотелось быть крутым и классным, быть достойным своего отца, и я слишком поздно понял, что это совсем не круто. Я делал то, что эти отребья считали «крутым», а потом плакался Миртл. Да, Грейнджер. Я плакался призраку маглорождённой ведьмы о том, какое я ничтожество.
Она кричала так громко от своей боли, что Гарри услышал это с улицы. Казалось, что сердце раз за разом пропускали через мясорубку, склеивали «как попало», и снова повторяли. Гермиона упала на пол и вцепилась ногтями себе в бёдра. Она пыталась расцарапать свежие раны, чтобы физической болью заглушить душевную, но в этот раз это не срабатывало.
Все девять кругов Ада, что она прошла за свою жизнь сузились до невозможности и сковали её шею. Гермиона хватала ртом воздух, но боялась задохнуться, словно её кто-то топил на дне самого глубоко Чёрного озера. Огонь угасал в жилах, а вместе с ним и надежда в глазах. Все её личности стучались в металлические стенки души, поднимая там самый настоящий бунт, но она не слышала их.
— Тише! Тише, Гермиона! — Гарри прижимал её к себе. — Я рядом, моя хорошая. Я с тобой. Слышишь меня? Тише…
— Чем я заслужила такую боль?! — выкрикнула девушка. — Чем, Гарри? Почему именно я? Почему я…
— Мы вместе со всем справимся, Гермиона, — он начал её убаюкивать, как маленького ребёнка, а рукой приглаживал вьющиеся волосы. — Я всегда буду рядом с тобой. Держись за мою руку, Гермиона. Ты выберешься со своего кошмара, я тебе обещаю.
На дне шкатулки оставалось последнее письмо Малфоя.
— Прочти последнее, — взмолилась девушка. — Я должна его услышать.
Поттер не стал перечить и потянулся за конвертом, небрежно разрывая его.
— «Я проснулся на полу у твоей комнаты, — начал Гарри. — Я даже не помню, как оказался здесь, но только тут меня не мучают кошмары. От тебя так и нет ответа, но, как я уже писал в прошлый раз, я и не надеюсь. Я рассказал тебе всё, что мог рассказать о своей любви. Всё остальное останется навеки заперто в моей душе. В той комнате пожар не угасает уже много лет, а сейчас там бушует самое настоящее Адское пламя.
Но если ты когда-то попросишь меня, то я расскажу тебя… Одно твоё слово, Грейнджер, и я упаду на колени, я всё тебе расскажу.
Говорят, что любовь рождается выше облаков, но только не в нашем случае. Похоже, что наша была рождена где-то в самом сердце Преисподней. Это в самое сердце, на поражение, Грейнджер. Думаю, что ты понимаешь о чём я говорю.
Мне нет прощения, я и не прошу тебя о нём. Если мы когда-то ещё встретимся, если я когда-то всё же смогу тебя отыскать, то стану самым счастливым человеком. Мне хотелось бы верить в то, что когда-то ты позволишь мне вручить тебе весь мир, потому что это малейшее, что я могу тебе предложить.
Прости, что позволил твоему кошмару сбыться.
Немного любви в холодном Мэноре — это то, что осталось после тебя. Пусть и безумной. Больше никто не оставлял тут такой след, Грейнджер.»
— Немного любви в холодном Мэноре, — хрипло повторила Гермиона. — Это как название романа, но только далеко не о нашей с ним любви. Такая бы история была о чём-то прекрасном.
— Мы со всем справимся, моя хорошая, — Поттер откинул в сторону письмо. — Я тебе обещал, и я сдержу своё слово.
— Я согласна на Обливиэйт, Гарри, — она посмотрела на друга. — Я больше не смогу всё это выдержать. Ты знаешь, что мне нужно оставить, а что нужно стереть.
И Джи-Джи, и Луна, и Грейнджер, и Флокс — все они услышали её решение, а поэтому быстро разбежались в разные стороны, подальше от окраин души, чтобы успеть спрятаться.
— Всё будет хорошо, Гермиона…
Она знала, что Поттер ждал этого решения, а поэтому даже не сомневалась в том, что где-то на нижней полочке в его кабинете уже хранилось несколько флакончиков с видоизменёнными воспоминаниями его лучшей подруги — Гермионы Джин Грейнджер.
Её сломали очень красиво.
— Под матрасом лежит моё письмо. Отправь его, пока я буду без сознания.
Гарри кивнул, а следом достал палочку из внутреннего кармана пиджака. Его глаза заблестели от слёз, потому что он не думал, что когда-то его палочка будет направлена в сторону лучшей подруги, а на языке будет вертеться такое отвратительное заклинание.
— Обливиэйт…
***
Здравствуй, Драко
Я видела, как приходили твои письма, но я их не читала. Я их обязательно прочту, но письмо пишу тебе уже сейчас. Ответное письмо, потому что могу догадаться, о чём ты напишешь мне.
Ты будешь писать о нашем последнем разговоре, о том, что наша любовь — это что-то неправильное, но оно тебе на даёт покоя. Я это знаю, потому что сама всё это переживаю сейчас. А мы ведь так сильно с тобой похожи — больше, чем кто-то мог бы себе представить.
Я — разбитый хрусталь. Я — разрушена. Я не могу больше не смотреть на солнце, я просто не вижу его, и это полностью твоя вина, Драко. Самая большая вина на тебе, а потом уже на Монтегю, Гойле и всех остальных. Но ты же и сам это прекрасно понимаешь, не так ли?
Ты — мои раны. Ты — мои шрамы, но и это тебе тоже известно. Если бы ты только знал, сколько зим холодных ты мне снился — их просто не счесть. Я бы могла поднять нашу любовь к солнцу, я бы нашла на это силы, но по итогу мы с тобой стали жертвами совсем другой Войны. Я мечтала жить, а не выживать, но ты ведь даже не поинтересовался у меня. Я была готова верить в каждую твою ложь, какой бы она не была — я была готова абсолютно на всё.