Выбрать главу

Малфой открыл рот, чтобы что-то ответить, но она выбежала из комнаты, а потом и вовсе исчезла. Она снова ушла, а он остался на полу, пленённый ею и безумием.

elsa & emilie — ocean

В её комнате был гладкий деревянный пол. Он касался его ступнями, а потом ладонями — просто лежал, как верный пёс у её кровати. Малфой ждал, что дверь однажды откроется, и она появится, но проходили часы, а за ними и дни, но Грейнджер так и не вернулась.

Её постель оставалась не застеленной, всё такой же мятой, и на простынях чувствовался тонкий шлейф её духов. Он с такой аккуратностью и трепетом касался края одела, будто бы боялся, что одно неверное движение может навсегда что-то изменить, и тут больше не будет чувствоваться её присутствия, но это не так. Грейнджер помнила не только эта комната, она отпечаталась в каждой из стен Мэнора, даже там, где никогда не появлялась. Она оставила тут неповторимый след после себя, никто больше такого не сделал. Словно само поместье позволило ей это сделать.

Она ушла, но оставила после себя немного любви в холодном Мэноре. Такого ещё никому не удавалось, Малфой был просто уверен в этом. Это была абсолютно безумная, неправильная, больная и опасная любовь, но другой ему и не нужно было. Только с ней он чувствовал себя живым, а значит, у них была прекрасная совместимость, как у душевнобольного и смирительной рубашки.

Он то проваривался в какое-то забытье, то снова приходил в себя. Малфой больше не сможет жить полноценной жизнью, словно её никогда не было в его жизни. Так долго отрицать очевидное, и под конец всё же утонуть в этом.

halsey — nightmare

Внутри зияла огромная дыра, оставленная ею. Нет, Малфой совсем не жаловался, но это было чертовски больно. Лучше бы она просто ударила его, избила бы о полусмерти, чем сделала вот так вот. Он был не в праве хоть в чём-то обвинять её, но больше всего на свете блондин желал придушить гриффиндорку, заставить её снова плакать. Он бы хотел, чтобы в нём пропало это идиотское желание без конца восхищаться каждым её движением.

— Идиот! — в покои ворвался разгневанный Снейп. — Ты думал, что я не догадаюсь?! С каких пор ты решил, что умнее меня?

— Ты о чём? — Малфой вскочил с кровати. — Что случилось?

— Что с ней произошло? — зельевар уставился на своего крестника, ожидая услышать правдивый и мгновенный ответ. — Зачем понадобилась кровь единорога?

— Я не…

— Не смей мне лгать! У меня на отработке сегодня была мисс Грейнджер, и каково было моё удивление, когда она достала из своей сумочки настойку на основе крови единорога. Я знаю двух людей во всём Лондоне, у которых в запасах найдётся такой редкий ингредиент. И всего одного человека, который может приготовить такую настойку. Я её не вручал мисс Грейнджер.

Это должно было случится рано или поздно. Снейп всё равно заметил бы, что кто-то потихоньку опустошал его запасы, а кроме Драко тут редко кто бывал, но даже подумать не мог о том, что так глупо может попасться.

Конечно же, Грейнджер таскала с собой эту настойку, но как она попала на отработку?

— Что с ней случилось? — снова повторил свой вопрос Северус. — Ты хоть знаешь…

— Знаю, — огрызнулся Драко. — У неё были серьёзные повреждения и разрывы… Её мучают сильные боли внизу живота, а ты сам знаешь, что лучшего способа… Эта настойка — самое эффективное, что можно было придумать.

— Рассказывай!

Малфой не решался открыть рот, потому что просто не мог выговорить это вслух. Кошмарные сны с той картинкой до сих пор преследовали не только во сне, но и наяву. Внутри всё переворачивалось от одного только взгляда на то, как Грейнджер хватается за живот, прикрываясь какой-то магловской болезнью.

— Её изнасиловали…

— Значит, это правда? То о чём трепались Флинт и Монтегю, а ты? Ты к этому тоже имеешь какое-то отношение?

— Нет! — вскрикнул Малфой. — Ты вообще что-ли? Думаешь, я блядский извращенец?

— Но ты знаешь об этом, и ты приносил Помфри ингредиенты для настоек. Какое ты имеешь к этому отношение, Драко?

— Я люблю её, понятно?! Вот и всё! Я просто хотел ей помочь.

Снейп смерил крестника недоверчивым взглядом, а потом отвернулся, направляясь к выходу со спальни.

— Это не любовь, Драко, — отозвался зельевар. — Это зависимость, и с годами будет только сложнее. Я знаю, о чём говорю.

Он помнил этот разговор так хорошо, словно тот случился вчера. Тогда ему казалось, что крёстный в очередной раз решил поучить его жизни, а теперь понимал, что был прав. С годами стало только хуже, значительно хуже, и никакая кровь единорога была уже не способна его излечить. Малфой встрял по уши в это дерьмо.

Это осознание снова к нему пришло, когда он в очередной раз проснулся в её спальне на полу. Малфой схватился на ноги, осматриваясь по сторонам, но тут было совсем пусто. Грейнджер не вернулась, и похоже, что не прочитала ни одно из её писем. Он написал пять писем, и собирался писать шестое, но разве в этом был хоть какой-то смысл?

three days grace — i hate everything about you

Нарцисса с надеждой в глазах смотрела на него, но Драко продолжал молчать. После того разговора они больше не говорили, а точнее, это он игнорировал любые попытки своей матери начать диалог. Нет, ему не было стыдно перед ней, он не прятал глаза — ему просто было на всё параллельно. Его не интересовало то, что дело было почти закрыто. Ему даже было всё равно на то, что убийцей оказался ненавистный ублюдок Монтегю. Всё, о чём мог думать Малфой — это новая встреча с Грейнджер.

Он помешался на этом, день и ночь думая только об одном.

Был момент, когда Драко подумал о том, что был бы даже счастливым от мысли, что она сидит связанная в своей спальне. Как угодно, только чтобы она была тут, в этих стенах. Его безумие возрастало с геометрической прогрессией, и это должно было здорово пугать, но для Малфоя это служило неким рычагом для дальнейшего существования. Он верил, что его ничто не способно убить или сломать, пока цель не будет достигнута.

Он заболел ею, в ней же видел свое исцеление.

Малфой больше не думал о том, что от этого стоит бежать и опять прибегать к какой-то терапии. Кроме Грейнджер ему нужна была только смерть, и больше ничего — это была крайняя стадия, дальше болезнь уже прогрессировать не могла.

В этом плане казалось, что сама Гермиона была куда здоровее Драко. Его зависимость была гораздо сильнее, потому что в чувствах Грейнджер была какая-то доля любви, а вот у него ничего не было от этого светлого чувства.

Он мог быть у неё не первым, не последним и не единственным. Она любила перед тем, как полюбила снова. Но если она любила его и сейчас, что ещё не так? Она не идеальна, но ведь и он тоже, и они оба никогда не будут идеальными вместе. Но если она заставляла его быть живым, то какой смысл было искать способы остановиться?

Внезапно сова постучала в окно. Два письма. Одно от неё, а второе — от Поттера.

Здравствуй, Драко

Я видела, как приходили твои письма, но я их не читала. Я их обязательно прочту, но письмо пишу тебе уже сейчас. Ответное письмо, потому что могу догадаться, о чём ты напишешь мне.

Ты будешь писать о нашем последнем разговоре, о том, что наша любовь — это что-то неправильное, но оно тебе на даёт покоя. Я это знаю, потому что сама всё это переживаю сейчас. А мы ведь так сильно с тобой похожи — больше, чем кто-то мог бы себе представить.

Я — разбитый хрусталь. Я — разрушена. Я не могу больше не смотреть на солнце, я просто не вижу его, и это полностью твоя вина, Драко. Самая большая вина на тебе, а потом уже на Монтегю, Гойле и всех остальных. Но ты же и сам это прекрасно понимаешь, не так ли?

Ты — мои раны. Ты — мои шрамы, но и это тебе тоже известно. Если бы ты только знал, сколько зим холодных ты мне снился — их просто не счесть. Я бы могла поднять нашу любовь к солнцу, я бы нашла на это силы, но по итогу мы с тобой стали жертвами совсем другой Войны. Я мечтала жить, а не выживать, но ты ведь даже не поинтересовался у меня. Я была готова верить в каждую твою ложь, какой бы она не была — я была готова абсолютно на всё.