" - Я останусь здесь. Если кто-то появится - дам знать"...
А ведь она так и не узнала имени человека, который почти гарантированно умер, чтобы дать им возможность уйти. От этого стало настолько противно, что её затошнило. Маркевич наклонилась, опустившись ладонями в грязь, не пытаясь вытереть текущие слезы, только кусая щеку изнутри, чтобы плач был хотя бы беззвучным.
Влажный запах с ноткой болотной тины и ароматом нектара от плавающих на поверхности воды мелких белых цветочков, немного прочистил мозги, не давая совсем сорваться в истерику.
Соня, все ещё не разгибаясь, начала глубоко дышать, глотая рыдания и сдерживая всхлипы.
Взрослые девочки не плачут. Потому что, видя их слезы, окружающие только смеются.
Нельзя. Она же сильнее всего этого. И не может отвечать за поступки других. Как и не было шанса спасти того парня.
Астахов... Его воля, больше она не будет такой размазней, чтобы появился шанс повторения этого разговора. Хватит, поиграла в сострадательность, и баста. У неё даже с Кириллом так и не получилось нормальной семьи, ведь четыре года прошло, а все равно, выходит, как были, так и остались друг для друга чужими людьми.
А ведь он её, скорее всего, продал. Как ни гони от себя эти мысли, но по-другому не получается. Не складывается эта картинка. Ведь следили же за ним, но поймали Соню. И не нужно быть совсем уж умной, чтобы понять, что, при желании, Кира бы поймали. Значит, не хотели, потому что свою полезность он исчерпал. В то, что Суханова убили, девушка не верила. Вот не верила, и все тут - и сама не знала, почему. Жив он.
Слезы постепенно не то отступили, не то закончились, и Софья, осторожно склонившись над мелководьем, тщательно умылась холодной водой. Ледяной настолько, что даже скулы заломило, а мгновенно натянувшуюся кожу закололо сотнями мелких иголочек. Зато, хоть не чешется, а то уже никакого терпения. Хорошо, что краснота с глаз спала. Хоть и темнеет, но давать малейший намек на шанс заметить, что плакала, она Астахову не станет.
И тут же тяжело вздохнула, услышав характерный шум за спиной. Вот не сидится человеку на месте ровно... Если честно, услышала Соня ещё пару минут назад, но не собиралась делать шаг навстречу ни в прямом, ни в переносном смысле. И не из природной мстительности или злорадства. Просто не хотела. Слишком уж сейчас неуравновешенна, ни к чему снова испытывать собственные нервы на прочность.
- Зачем ты пришел? - говорила она тихо, не зная, осип ли голос или звучит нормально.
Он не ответил, остановившись рядом. Близко, но не вплотную, давая хотя бы иллюзию личного пространства. Дожили, им двоим уже и в лесу тесно.
- Хочу извиниться, - Даниил заговорил, когда Соня уже решила, что ответа не дождется. - Не нужно было этого говорить. Я признаю, что был не прав, и прошу прощения.
- Хорошо. Ты принес бутылку для воды? - Маркевич, так и не глядя на него, поднялась, тщательно отгоняя мысль, что ему сейчас должно быть очень больно. Она когда-то давно ломала руку, и хорошо запомнила, что "приятные" ощущения сначала не так сильны, но нарастают с каждым часом.
- Да, - и полное отсутствие движения за спиной.
Делать нечего, пришлось оборачиваться. Соня так и не поняла, как ему хватило силы сюда дойти, наверное, черпал их в поганом характере. Но факт налицо - если она все-таки собирается помочь ему выбраться к людям и там уже сдать с рук на руки брату, то стоит поторопиться.
- Если ты проделал этот путь только для того, чтобы сказать "Прости", то зря. Я не обладаю твоей страстью к мазохизму, так что точно бы вернулась, - она протянула ладонь за бутылкой.
- Если хочешь, извинюсь ещё раз.
Маркевич даже не стала глаза закатывать, просто пояснила взглядом, куда ему стоит засунуть свои просьбы простить. Судя по тому, как Даниил нахмурился, место приложения извинений ему не понравилось.
- Я сейчас иду к ручью, - она все-таки отобрала у него пустую тару. - Стой здесь и даже думать не смей идти следом. Я не двужильная, и на подвиги, в отличие от некоторых, меня не тянет. Если через пару минут, когда вернусь, тебя здесь не будет, назад пойдешь сам.
Все-таки женская сущность выдала внутренний протест такому обращению с недужным, но Соня подавила неуместную жалостливость, от обилия которой, как утверждает народная молва, можно быть пожизненно беременной.
Потому, не ожидая реакции Астахова, поплелась к крохотному ключу, который заметила ещё во время своей игры в "отпили ветку дерева перочинным ножом". Ладно, нож был нормальным, но на сути процесса это не особо отразилось.
Если вода в речушке была холодной, то в ручейке ледяной до такой степени, что от одного только касания ладонью пластика у девушки появился озноб. Кстати, о прекрасном. Если жар у Даниила не спал, то ему сейчас должно быть холодно. Ну, тогда прогулка точно во благо - хоть согрелся. Но это не снимает основного вопроса, а точнее, утверждения. Хочет она того или нет, но спать им придется в самой непосредственной близости. Если сейчас, когда ещё окончательно не стемнело, уже стало существенно прохладнее, то ночью будет реальный колотун.
Набрав воды и почти уже на ощупь вернувшись к своей импровизированной купальне, Соня, к некоторому разочарованию и, что греха таить - облегчению, нашла Астахова на том самом месте, где и велела себя дожидаться. Он стоял под деревом, привалившись к стволу спиной и, судя по неподвижности, то ли так уснул, то ли медитировал, сливаясь с природой.
Без слов протянув ему бутылку, Маркевич уже привычным жестом обняла его и только беззвучно застонала, когда на плечи легла такая знакомая тяжесть. Но хоть больше не пытался высказываться, и то спасибо, иначе назрела бы дилемма: бросить раненого не позволяет совесть, а продолжать помогать после таких слов - гордость.
Спотыкаясь и пару раз оступившись, они, наконец, дошли к своей лежанке. За это время окончательно стемнело, и теперь к прохладе добавилась ещё одна напасть - развитое воображение. Хруст, тихий трест и какие-то пощелкивания, на которые Соня днем просто не обращала внимания, теперь стали не просто громкими, а зловещими. И присутствие мужчины, пусть даже и почти врага, оказалось совсем не лишним.
Особенно это проявилось, когда рядом кто-то зашуршал ветками и довольно приятным голосом сказал что-то, вроде, "уть-то-та". Через пару секунд крик повторился. А потом ещё раз. И ещё. Особенно впечатлил аккомпанемент из тревожно затрепетавших на ветру листьев и усилившегося комариного звона над ухом.
- Не бойся, это сова, - Астахов последние несколько метров не столько опирался на девушку, сколько пытался её удержать - у Софьи уже подкашивались ноги.
- Откуда ты знаешь? - версия ей понравилась, но лучше бы уточнить.
- Мы с Димкой в детстве все лето проводили в пионерских лагерях. Там рядом гнездились эти совы. Если посчитаешь, она кричит за минуту тридцать раз. С равными промежутками. Брачная песня, - говорил он отрывисто, потому что на более связную речь уже не хватало сил.
- Понятно, - похоже, что и у Сони образовалась та же проблема. - Зоологи...
Характеристику зоологов она не уточнила, но додумать её было предельно просто.
Под сень своего шалашика они не пришли, а уже пришатались в обнимку, как два подвыпивших гражданина, но стоило сунуться под импровизированную крышу, как девушка отпрянула. Пока их не было, место заняли оккупанты, причем, в таком количестве, что воздух не просто звенел, а вибрировал.
- Нас там сожрут минут за пять, - Соня хлопнула себя по шее, убивая самого голодного и наглого.
- А может, и быстрее, - тем не менее, Даниил первым внедрился на вражескую территорию и клацнул зажигалкой.
- Надо же, ты тут уже и семейный очаг сложил...
Рядом с грудой веток, которая от количества притаившихся в ней комаров разве что не шевелилась, только предупреждающе гудела, был выложен маленький круг из плоских камней с небольшой кучкой сложенных посерединке дров.