В отношении этой добродетели сын Филиппа Доброго представлен его совершенной противоположностью. Карла Смелого, как никакого другого правителя, упрекают в пренебрежении советом, что, безусловно, указывает на то, что он не был столь благоразумным государем, как его отец, принимавший решение только по совету своих приближенных. «Герцог Филипп совершал всё по совету, а герцог Карл – только по своему решению», – пишет Ф. Вилант[268]. Даже если он выслушивал всех членов совета, то поступал всё равно по-своему. Де Ла Марш, редко критикующий своего сеньора, позволяет себе намекнуть, что уже в молодости Карл недостаточно прислушивался к советам мудрых и опытных придворных[269]. Коммин многократно подчеркивает этот порок Карла Смелого: «Господь настолько лишил его рассудка, что он начал пренебрегать любыми советами, полагаясь только на себя самого»[270]. Именно в этом упрекает герцога Шатлен[271], в этом же видит конечную причину всех его неудач и Т. Базен[272]. Жан Молине очень суров к герцогу в описании поражения при Нанси, в результате которого Карл Смелый погиб и обрек свои земли на разорение и порабощение врагами. Он указывает на недоверие Карла Смелого к своим капитанам во время сражения при Муртене и при Нанси[273].
Критика грубого отношения Карла к своим подданным повсеместно присутствует в бургундских хрониках. Еще в 1468 г. на капитуле ордена Золотого руна рыцари упрекнули Карла в излишне грубом обращении к своим слугам[274] – герцог часто называл их предателями[275].
Однако постоянство Филиппа Доброго и доверие к своим советникам иногда приводило к негативным последствиям для Бургундского государства. Не многие хронисты пишут об этом открыто, но зачастую те или иные намеки позволяют видеть в их словах скрытую критику герцога за слепую веру своим самым близким советникам, каковым был, например, Антуан де Круа. Этот человек и члены его семьи имели огромное влияние при дворе, особенно в последние годы правления Филиппа Доброго. Жак дю Клерк вообще открыто заявляет, что де Круа в это время руководили герцогом[276]. По всей видимости, аррасский мемуарист негативно относился к тому, что та или иная партия придворных имела огромное влияние на герцога, что могло приводить к значительным злоупотреблениям не только при дворе, но и на местах. В своем сочинении он неоднократно обличает власть имущих, которые используют данные им полномочия в корыстных целях[277]. Оливье де Ла Марш облек свою критику в более замысловатую форму. Во введении к «Мемуарам»[278] автор дает достаточно интересную трактовку заключения Аррасского мира 1435 г. Излагая основные вехи правления Филиппа Доброго, он упоминает этот договор и предшествующие ему события. Мемуарист пишет, что герцог, будучи вассалом короля, вел против него войну, причиной которой было убийство Жана Бесстрашного приближенными дофина Карла[279]. Дойдя до эпизода подписания мира, де Ла Марш следующим образом описал принятие герцогом решения сделать это (причем интерес, как кажется, вызывает само построение фразы и ее буквальный перевод): «…он <герцог. – Р. А.> легко слегкомысленно? – Р. А.> позволил себе посоветовать заключить мир, как тот, кто по своей природе был настоящим и добрым французом»[280]. Для нас важна не столько констатация того, что Филипп Добрый был истинным французом (что следует почти из всех бургундских хроник), сколько то, что герцог, как видно из слов де Ла Марша, легко, или даже легкомысленно, поддался на советы заключить мир с королем. Хорошо известно, кто стоял за этими советами и за Аррасским миром: в первую очередь, Антуан де Круа и канцлер Николя Ролен, которые, как и многие другие члены бургундской делегации, были подкуплены французским королем Карлом VII[281]. Благодаря усилиям Антуана де Круа осуществилось затем и желание Людовика XI выкупить города на Сомме, перешедшие к герцогу Бургундскому в 1435 г. Возможно, приведенная фраза демонстрирует осознание автором ошибочности франко-бургундского сближения, ведь даже исследователи отмечают это, указывая на нежелание французской стороны выполнять условия договора[282], а с другой стороны, это показывает попытку возложить всю ответственность за этот опрометчивый поступок на советников, а не на герцога напрямую. Такое утверждение подкрепляется тем, что Оливье де Ла Марш на протяжении всей своей службы при бургундском дворе убедился, что слепо верить всем договоренностям с французским королем нельзя[283]. Следует также принимать во внимание то, что данный пассаж мог быть направлен и против клана де Круа, ведь автор «Мемуаров» занимал сторону Карла де Шароле во время его конфликта с членами этого семейства. Подобная трактовка договора в принципе продолжает размышления автора в первой книге его сочинения, написанной в начале 1470-х гг. В ней примирение герцога с королем выглядит непонятным, так как, по мнению де Да Марша, Карл VII располагал в это время достаточной армией для ведения войны, а Филипп Добрый вполне успешно вел внешнюю политику, расширяя границы своих владений, т. е., на первый взгляд, никаких важных причин для внезапного заключения мира не было. Автор видит те выгоды, которые получает от мира с герцогом Бургундским Карл VII: ему теперь не надо, например, вести одновременно войну на два фронта (против англичан и против бургундцев), оплачивать огромное число иностранных наемников. Что же касается Филиппа Доброго, то де Да Марш среди причин, склонивших герцога к заключению договора, упоминает лишь о его французском происхождении, преданности французской монархии, даже несмотря на нанесенные ему оскорбления[284]. Обращает на себя внимание тот факт, что де Да Марш не находит какого-либо рационального объяснения поступку Филиппа Доброго (как он делает это в других случаях), в то время как мотивация Карла VII выглядит более или менее убедительной. Никакого другого объяснения, кроме того, что герцог был французским принцем и следовал заповедям Бога, он не приводит. Возникает справедливый вопрос: знал ли Оливье де Да Марш реальные причины, побудившие герцога заключить мир с королем, или его представления об этом ограничивались столь наивными рассуждениями? Разумеется, ответить однозначно невозможно. На момент заключения мира он, конечно, не мог быть осведомлен об этом. Однако по прошествии времени автор наверняка размышлял об этом событии и его последствиях. Учитывая весь его дипломатический опыт, можно предположить, что знал он намного больше, чем сообщил читателю. Это убеждение базируется на прочтении всего текста «Мемуаров», ибо их основной чертой является скупость в изложении сюжетов, касавшихся политики. Будучи чрезвычайно близким Карлу Смелому человеком (он был капитаном охраны герцога), де Да Марш не мог не знать всех тонкостей политики и переговоров. Однако информация об этом очень скупа. Поэтому справедливо, на наш взгляд, утверждать, что автор просто не хотел заострять внимание на целях, которые преследовал Филипп Добрый. Каковы они были, известно. Здесь стоит отметить не только желание принести мир своим подданным и подданным короля, но также стремление занять в иерархии королевства место, достойное первого пэра, т. е., по сути, вернуться к ситуации 1419 г., ко времени, предшествовавшему убийству Жана Бесстрашного, когда именно герцог Бургундский располагал огромным влиянием на короля. То, что эти надежды не оправдались, обусловило в конечном счете негативное отношение де Ла Марша к заключению самого Аррасского мира.
274
Die Protokolbücher des Ordens vom Goldenen Vlies / hg. S. Dünnebeil. Stuttgart,
2001-2003. Bd. 2. P. 120.
277
О позиции Жака дю Клерка по поводу власти и злоупотреблений см.: