Еще одним качеством, которое отличало Карла Смелого от отца, была вспыльчивость. Гийом Фийатр, размышляя над характером Филиппа Доброго, большое внимание уделяет восхвалению его уравновешенности и осуждению вспыльчивых людей[298]. Например, Фийатр восхищается герцогом, который не подверг жестоким наказаниям жителей восставших против его власти городов Гента и Брюгге, хотя они и заслуживали этого, а проявил к ним снисхождение, чего бы не сделал человек неуравновешенный[299]. У Фийатра нет прямого указания на Карла (ведь само это сочинение адресовалось ему). Однако пример с Гентом и Брюгге, как кажется, приведен Фийатром неслучайно. Участь Динана, практически стертого с лица земли в 1468 г., и разорение Льежа продемонстрировали, что новый герцог отнюдь не склонен проявлять снисходительность к восставшим, тем более нанесшим ему личное оскорбление. Лишь Филипп Добрый мог отцовской властью осаживать сына, как это показано Коммином, например, в первой главе «Мемуаров»[300]. После его смерти никто на это способен не был.
Показательно, что ни один из авторов, рассуждая об уравновешенности Филиппа Доброго и вспыльчивости Карла Смелого, не упоминает о чрезвычайно любопытном эпизоде (хотя и Шатлен, и де Ла Марш приводят этот эпизод на страницах своих сочинений), который сводит на нет все их попытки показать Карла полной противоположностью своему отцу. Мы имеем в виду ссору отца и сына из-за кандидатуры на должность камергера при дворе Карла де Шароле. Филипп Добрый предлагал на эту должность Филиппа де Круа, его сын всячески противился этому и отстаивал своего кандидата – Антуана Ролена[301]. Шатлен ярко описал это незаурядное событие в жизни бургундского двора[302], закончившееся ссорой отца с сыном, причем герцога охватила такая ярость, что Карлу по совету матери пришлось удалиться от двора, да и сам герцог в гневе отправился в одиночестве из дворца в неизвестном направлении и лишь счастливое стечение обстоятельств не привело к трагедии – он нашел приют в доме своего подданного. Иными словами, Филипп Добрый не был столь уравновешен, как хотят показать наши авторы, противопоставляя его Карлу Смелому. Да и Карл, в свою очередь, дорожил своими приближенными и отстаивал их позиции при дворе[303], подвергаясь при этом опасности попасть в немилость из-за непокорности отцу и быть лишенным наследства. Этот конфликт внутри Бургундского дома значительно осложнил положение Карла и позволил его политическим противникам – семье де Круа – на некоторое время занять ведущее место при дворе и определять герцогскую политику[304].
Щедрость – одна из главных добродетелей государя в понимании средневековых авторов. Именно благодаря ей можно, в частности, привлечь на службу достойных людей. Эта добродетель, соответствующая букве L (Largesse) в имени Филиппа Доброго, является четвертым небом на пути герцога к трону чести в описании Молине[305]. Второй официальный историк Бургундского дома напоминает, как герцог распоряжался своими богатствами: щедро вознаграждал вассалов за службу, раздавал милостыню бедным, помогал паломникам. Все, кто обращался к нему, получали необходимое. В описании этой добродетели Молине следует традиционной концепции, согласно которой данное качество высоко ценилось в правителе, нуждавшемся в богатстве не для собственного блага, а для того, чтобы одаривать нуждающихся[306]. Дважды в своих «Мемуарах» (сначала в главе, где рассказывает о смерти герцога, а затем и во введении) Оливье де Ла Марш повторяет, что одним из главных достоинств Филиппа Доброго, благодаря которому он заслужил уважение у современников, является щедрость. Он, как говорится в «Мемуарах», оставил после своей смерти огромные сокровища, но при этом прослыл самым щедрым государем, ибо женил всех племянников за свой счет, построил много церквей, щедро вознаграждал слуг, в течение пяти лет содержал дофина[307]. Щедрость Филиппа Доброго противопоставляется скупости французских королей. Бальи Берри был удивлен богатыми подарками, преподнесенными ему во время приема у герцога Бургундского, ибо знал, что при дворе его господина так не поступают по отношению к слугам герцога[308]. Богатство и роскошь бургундского двора изумляли современников. Он считался самым блистательным из дворов всех европейских монархов[309]. Данный факт признавали сами современники-иностранцы, пребывавшие при дворе герцогов, в том числе и итальянцы. Герцоги сознательно пытались убедить гостей в своем могуществе. Для этого они, например, демонстрировали им свою казну, наполненную золотом. Нюрнбергский купец Г. Тетцель, сопровождавший чешского барона Л. де Розмиталя, указывает, что казна Филиппа Доброго куда богаче казны венецианцев[310]. Свое восхищение двором герцога высказывает и Перо Тафур[311]. Вилант также восторгается тем, что Филиппу Доброму удалось собрать огромные богатства, которые он оставил сыну, однако последний всё растратил[312].
301
О Николя Ролене и его семье см.:
303
Например, он обещал после своего вступления на престол даровать Антуану Ролену должность великого сенешаля Эно (Геннегау). См.:
304
Конфликт герцога с сыном вызвал раскол при дворе. Вокруг наследника сформировалась группа верных ему придворных:
306
307
309
См.:
310
См.:
311