Среди других добродетелей, которые приводит в своем сочинении Молине, следует обратить внимание на Справедливость (Justice) и Милосердие (Pite)[313]. Автор подчеркивает, что герцог был справедлив к подданным, обеспечивал мир и спокойствие в своей стране. Благодаря Милосердию он легко прощал, в том числе и своих врагов. Вилант также указывает на это качество герцога, противопоставляя его сыну, который долго не отходил от нанесенных обид и требовал публичных покаяний[314].
Впрочем, даже такой добродетельный государь обладал некоторыми пороками, которые бургундские авторы вынуждены были назвать, дабы их не сочли льстецами. Шатлен отмечает, что совершенен только Бог[315], правители же – люди, а значит, они склонны к различным страстям, в том числе и порочным, таким как зависть или ненависть[316]. Фийатр также указывает, что человек не может обладать только добродетелями, ибо это удел совершенных существ[317]. Совпадая во мнении относительно наличия у герцога пороков, оба автора вступают в заочный спор о том, что понимать под пороками. Например, оба сообщают, что герцог имел обыкновение очень поздно приходить к мессе, ее приходилось служить в 2 или 3 часа пополудни[318]. Папа Римский Пий II даже официально разрешил ему это[319]. Однако при дворе привычка Филиппа Доброго вызывала различную реакцию. Шатлен, например, видит в ней один из пороков герцога, ибо чрезмерная страсть к плотским удовольствиям мешала герцогу вставать вовремя. Если Шатлен даже не берется оправдывать этот порок, оставляя его на усмотрение Бога, то Фийатр явно полемизирует с официальный историком. Он не может не уделить этому внимания, так как ни для кого данный факт не был секретом. Однако второй канцлер ордена Золотого руна не считает это пороком. Напротив, он сообщает, что герцог не выходил из своих покоев, ибо большей частью пребывал в молитвах либо решал государственные дела среди круга ближайших советников[320]. Будучи человеком щедрым и милосердным, герцог легко поддавался на уговоры и просьбы придворных, поэтому раннее появление на публике отвлекало бы его от важных дел, считает Фийатр.
Мнения Шатлена и Фийатра различаются и в характеристике отношения герцога к участию в управлении государством. Очевидно, что канцлер, судя по всему, знакомый с трактатом Шатлена, пытается оспорить утверждение последнего о том, что Филипп Добрый мало внимания уделял государственным делам, особенно правосудию и финансам[321], доверяясь своим советникам, тогда как государь должен сам «знать свои дела». А Филипп Добрый, по мнению Шатлена, будучи богатейшим государем эпохи, не знал даже состояние своей казны[322]. О чрезмерном доверии советникам говорит, например, положение Николя Ролена. Шатлен, об отношении которого к канцлеру Ролену говорилось выше, отмечает, что до опалы он один определял политику герцога, безмерно доверявшего ему: это касалось и вопросов войны и мира, и финансов[323]. Это открывало путь к злоупотреблениям, в чём, по мнению Шатлена, был повинен канцлер. Однако не только он. Официальный историк отмечает, что с возрастом Филипп Добрый стал окружать себя фаворитами низкого происхождения, отказывая в почестях людям знатным[324]. В этом Шатлен видит один из пороков герцога, ибо фавориты, пользовавшиеся доверием герцога, получали практически неограниченную власть над ним[325]. Таковым был, как отмечалось выше, Жан Кустан, например. Фийатр, напротив, укоряет таких, как Шатлен, которые пытаются упрекать герцога в пренебрежении к финансам, ибо тот требовал скрупулезного выполнения своих поручений и следил за тем, чтобы вовремя выдавались щедрые дары[326]. В описании канцлера герцог представлен трудолюбивым государем, ибо ложился в 2 часа ночи, а вставал уже в 6 часов утра, вынужденный трудиться на благо подданных, ибо многие решения ему приходилось принимать лично. Желая подчеркнуть свою близость к герцогу, Фийатр пишет, что многие важные дела вовсе не требовали публичности или решения при большом числе придворных, напротив, они должны были рассматриваться в узком кругу герцогского совета, в заседаниях которого участвовал и сам герцог, когда дело того требовало (quant lе cas le requeroit). Шатлен, списывая тем не менее многие пороки на преклонный возраст герцога, не может не упрекнуть его в чревоугодии, тогда как канцлер снова опровергает это суждение историка[327]. Единственное, пожалуй, в чём они сходятся, это – также общеизвестный недостаток Филиппа Доброго – его внебрачные связи. Скрывать этот факт было бы весьма странным со стороны наших авторов, ведь бастарды герцога воспитывались при дворе вместе с его законным наследником[328]. Поэтому ни Шатлен, ни Фийатр не пытаются оправдать своего сеньора, отмечая терпимость Изабеллы Португальской. Об адюльтерах упомянул и Жан Жермен в последней главе своего сочинения[329]. По мнению Ж. Павио, это было сделано намеренно и уже после того, как автор преподнес книгу Карлу – таким образом Жермен попытался отомстить герцогу за свою опалу, случившуюся в 1452 г. после провала плана по организации крестового похода, в котором приняли бы участие все европейские государи[330].
321
господствовали идеи о том, что государь должен быть в курсе всех дел, следить за работой чиновников, лично участвовать в заседании совета, следить за своими доходами.
См., например:
330