Она опустилась в кресло и сделала знак Волкову подняться с колен.
— Он основал театр в Ярославле, — предупредил ответ актёра Шувалов, — и исполнял в нём не только комедии Мольера, но и русские трагедии.
— Русские трагедии? — изумилась Елизавета Петровна. — А кто писал их?
— Александр Петрович Сумароков, ваше величество, — ответил Шувалов, — воспитанник сухопутного шляхетского корпуса вашего императорского величества.
— А-а, — произнесла Елизавета Петровна. — Что ж, если талант писателя так же велик, как и талант его изобразителя, то эти трагедии должны быть великолепны.
— Они написаны по образцу Расина, — ответил Иван Шувалов, — и я думаю, что, заложив своей державной рукой основание русского театра, вы достойным образом пополните ваши великие попечения.
Елизавета Петровна задумчиво покачала головою и затем произнесла:
— Прекрасная мысль! К тому же это будет весьма занимательно и заполнит много часов скуки. Ты знаком с Мольером? — продолжала она, обращаясь к Волкову. — Ты знаешь французский язык?.. Не можешь ли ты продекламировать мне что-нибудь из его произведений? Ведь если я создам театр при своём дворе, то мне придётся ставить и французские пьесы.
Волков минуту подумал и затем спросил:
— Вы помните, ваше величество, прелестное произведение «Психея», в котором великий Мольер соединяет милую грациозность сказки с пикантным остроумием сатиры?
— Я что-то не припоминаю, но всё же прочти мне его; будет очень интересно послушать твою декламацию, — ответила Елизавета Петровна.
Волков поклонился и начал:
— Психея выступает... Далее идёт приветствие, которое звучит навстречу ей.
Он сделал шаг назад и, устремив блестящий взор на государыню, стал декламировать:
Волков смолк и смиренно склонил голову, на грудь. Шувалов зааплодировал и стал громко высказывать своё одобрение.
Елизавета Петровна с благосклонной улыбкой сказала Волкову:
— В самом деле, ты не только мастерски владеешь формой, но проникаешь и в самый дух автора. Я вижу, что мы будем иметь высокое наслаждение от твоего таланта, и потому приглашаю тебя к себе на службу. Я сама буду читать те русские трагедии, которые ты будешь исполнять здесь, и Иван Иванович призовёт ко двору их автора, чтобы исполнение шло под его личным руководством. Я надеюсь вскоре видеть представление нашего театра перед собравшимся двором и заранее благодарю тебя за основание этого театра, — прибавила она, обращаясь к Шувалову.
Затем Елизавета Петровна кивнула головой Волкову в знак того, что его аудиенция окончена, и тот, поцеловав подол платья государыни, удалился из комнаты.
Как только актёр вышел, Елизавета Петровна поднялась и, пылко обняв Шувалова, сказала:
— Ещё раз благодарю тебя, Иван, за то, что ты непрестанно заботишься о моей славе и думаешь о моих удовольствиях. Сам Господь Бог послал мне тебя, чтобы приукрасить мою жизнь...
— И это наилучшая задача, которая может достаться в удел человеку, преисполненному преданности и самой пылкой любви к государыне, — перебил её Шувалов, покрывая её руки страстными поцелуями. — Я ничего не прошу у неба, лишь бы оно ниспослало мне силы вечно исполнять эту задачу.
Государыня провела рукою по его красивому лбу и, нежно заглянув в его глаза, сказала:
— Ты доброе дитя; я лишь боюсь испортить тебя... Ну, а теперь, что новенького?.. Но только самое важное... Скажи: мне необходимо говорить с кем-либо из этих любопытных дипломатов?
— Здесь только что был маркиз Лопиталь. Он желает, чтобы вы, ваше величество, удостоили его аудиенции или обратились с милостивым словом к нему на приёме. Людовик Пятнадцатый поручил ему передать вам, ваше величество, свой искренний привет и заверение в дружбе.