– В Париже это делают лучше, но… и так стильно.
Богачев засмеялся и, взяв полотенце и зубную щетку, ушел умываться. Он вернулся минут через десять и, причесываясь перед зеркалом, укретшенным на стене между окнами, сказал:
– Я бы с тем человеком, который изобрел слово "стиляга", маленько побоксировал.
– Вы меня радуете, Паша, – сказал Аветисян, – ваша непосредственность граничит с детским визгом на лужайке.
– Это не детский визг на лужайке, Геворк Аркадьевич. Слово "стиляга" производное от слова "стиль". Стиль барокко, например. Смешно, если бы про итальянских архитекторов эпохи Возрождения говорили – "стиляги", а? Кого у нас называли стилягами? Тех, кто хорошо и модно одевался. Какой-нибудь идиот, надев широкие брюки, считал себя настоящим советским человеком, а тех, кто носит пиджак с разрезом, – чуть ли не контрреволюционерами. Горький писал, что наши люди должны быть одеты красиво; кажется, он писал, что мы должны прогнать серый цвет из одежды.
– Да, но я люблю серый цвет, – высунув голову из-под подушки, сказал бортрадист Наум Брок.
Все засмеялись. Засмеялся и Богачев, хотя несколько позже остальных.
– А у нас дяди из местной промышленности решили всех одеть стариками и старухами. А тех, кто не хочет одеваться по-стариковски, клеймят и называют стилягами. Чушь какая! Вот молодежь и стала бросаться в другую крайность.
– Сказал старик Богачев, – добавил Геворк Аркадьевич.
– А как ты относишься к фарцовщикам, которые перекупают у иностранцев пиджаки? – спросил Наум.
– Плохо, – ответил Павел, – я считаю их идиотами и подонками.
– Вопросов больше не имею, – сказал Брок. – Какие будут замечания у защиты?
Володя, почему ты молчишь?
– Есть хочу.
– Что ты еще хочешь?
– Помидор хочу.
– Приобщаем к делу.
– Слушай, тебе бы прокурором быть.
– В следующем году поступлю на юридический.
– Из тебя прокурор не выйдет.
– Почему? – Ты добрый.
– Спасибо, утешил.
Богачев сказал:
– А ну вас к черту, ребята, я о серьезном, а вы шутки шутите!
– Есть хочу, – тягуче повторил Пьянков, – и помидор тоже.
– Не глумись, – попросил Брок, – Паша в полемическом запале, а ты о хлебе насущном. Стыдно.
– А ну вас, – повторил Богачев и предложил: – Геворк Аркадьевич, пошли перед завтраком партию бильярда сгоняем, а?
– Только вы не будете меня терзать вашими разговорами, ладно?
– Не буду, – пообещал Павел, и они пошли в маленькую комнату около столовой, где стоял старый бильярд.
После завтрака Богачев надел меховую куртку и отправился гулять. По дороге он заглянул в дом к радисту Сироткину, чтобы передать ему две банки сгущенного молока для медвежонка, прозванного зимовщиками Королем Павлом. Медвежонок был совсем маленький, а поэтому ласковый. Он очень любил сгущенное молоко и игру в футбол. Радист Сироткин спал на кровати, а медвежонок лежал у него в ногах и грыз книгу. Он вопросительно посмотрел на Богачева и сразу же стал теребить Сироткина. Тот проснулся, увидал банки сгущенного молока и сказал:
– Спасибо. Что, снова радиограмму хочешь передать?
– Хочу.
– Молоко – взятка?
– Взятка.
– Сейчас я тебе раскупорю взятку, – сказал Сироткин медвежонку. – А ты пиши текст на бланке.
– Я уже написал, – сказал Богачев и положил текст радиограммы рядом с банками сгущенного молока. Сироткин прочитал вслух:
– "Кутузовский проспект, 52, 123, Струмилиной. Прилетел на остров Уединения.
Живем тут второй день. Здесь солнце ночью. Напишите мне, потому что я жду и загадал на счастье. Богачев".
– Не пропущу, – сказал Сироткин, – это шифровка какая-то.
– Это не шифровка, – вздохнул Богачев, – это значительно серьезнее.
– Понял, Король Павел? – обратился Сироткин к медвежонку. – Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны… Слушай, Богачев, у нас в старину таких радиограмм любимым женщинам не посылали.
– Смущаюсь я, – сказал Богачев и нахлобучил шапку. – Передай, когда на дежурство заступишь.
– Ладно.
– Пока.
– Будь здоров, не гоняй коров.
– Будет сделано.
Богачев сказал эту фразу, подражая Райкину. Сироткин визгливо засмеялся и начал открывать банку молока большим трофейным тесаком.
Собаки бежали быстро.
– Эге-гей, кормильцы! – кричал каюр Ефим. – Вперед, вперед, нерпой накормим!
Скорей дрогнули, лаечки!
Он запряг собак цугом, и сейчас, после того как они миновали торосы и вышли на хороший наст, упряжка понеслась так стремительно, что заболели щеки от снега и ветра.