– Простите, я вас задерживаю?
Он обернулся. Рядом стояла невесть как соткавшаяся из воздуха девушка. Симпатичная, эффектная, а фигура такая, что просто не верилось в реальность ее обладательницы. Улыбаясь, она протянула ему книгу.
– Вы не подпишите? Там не получилось подойти, столько людей, а толкаться я не привыкла, меня зовут Элина.
Борис мог поклясться, что на презентации ее не было, уж он точно бы такую заметил. И только возвратив книгу с размашистой, но аккуратной подписью «Элине от автора», он внезапно понял, что это и есть та самая кукла. Но сейчас она выглядела вполне нормально, если не считать потрясающей красоты.
Неожиданно для себя он пригласил ее на ужин. Элина согласилась. Они сели в машину…
Хлесткий металлический звук заставил Краснова очнуться. Ему казалось: он только вспоминает, а на самом деле уснул. Вернее, балансировал на грани сна и реальности, отчего воспоминания и были такими четкими.
– Принесите еще грифеля и бумаги, – попросил Борис вошедшего охранника. – Впрочем, постойте, – он вскочил, – сегодня не надо, лучше завтра.
Толстый маленький человечек не удивился, поставил на стол поднос, молча кивнул и, снова звякнув связкой длинных ключей, вышел.
Борис подождал, пока закроется дверь, и сел за стол. Тронул пластмассовой, гнувшейся даже от несильного нажатия вилкой вялые, непонятного цвета сосиски, но отвращение было сильнее голода. Он лишь выпил теплый чай в пластиковом стаканчике.
Возможно, уже завтра его переведут в клинику. Знаменитый адвокат, скрывающий сутулостью свой подлинный рост, черный и похожий на грача, вчера обстоятельно объяснял ему, что это ненадолго, максимум на полгода, потому что тело его жены бесследно пропало – а раз нет главного доказательства, то косвенные улики решающей роли не сыграют; правда, клиники не избежать, если Борис будет и дальше настаивать на своей версии случившегося; но это даже не клиника, а настоящий санаторий, где содержатся люди с достатком, и такой известный писатель, как Борис Краснов, будет чувствовать себя там просто превосходно. «Почти как дома» – добавлял взгляд его маленьких непрозрачных глаз.
Когда будущее более-менее определилось и он избежал тюремного ада, начала появляться тревожная мысль, даже не мысль, а так – теоретическое допущение: вдруг он действительно сошел с ума? Борис убеждал себя, что думать об этом не надо, но не мог остановить ход размышлений, которые были убедительными и логичными. Он – писатель, человек профессионально заостренного воображения, уже только это при определенных обстоятельствах увеличивало его шансы спятить. К тому же и темы соответствующие – великолепный повод дать зеленый свет обитателям темных миров населить реальность. А если Элина – только начало? Краснов пытался припомнить подобные случаи с писателями, но в голову, кроме истории с поэтом Батюшковым, ничего не приходило.
Однако после таких мыслей, как ни странно, становилось легче, и он приходил к выводу, что безумие здесь ни при чем. Он в полном порядке. Но тогда возникали проблемы с существованием Элины. Логика требовала найти причину, по которой девушка может стать куклой, не нарушив физические законы этой планеты.
В тот вечер, после презентации, они вышли из японского ресторанчика, когда ярко светила луна. Оживленные саке, они спустились к реке, долго шли по набережной вдоль ее выгнутого бока. Борис вспомнил первую повесть, где тоже была река. Элина ее не читала, и он предложил поехать к нему за книгой. И она снова согласилась.
Со дня их знакомства прошло несколько недель. Элина все больше времени проводила в его доме, пока они не поняли: их роман плавно перетек в нечто большее.
Поначалу Борис сильно беспокоился, что привычке к творческому уединению пришел конец. Однако Элина на удивление аккуратно разместилась в его жизни, словно готовилась к этому задолго до их встречи. Во время его работы она исчезала, и ее присутствие в доме выдавал лишь шелест перелистываемых в соседней комнате страниц, или изредка скользящая в дверном проеме тень. Краснов с облегчением обнаружил, что пресловутые острые углы семейной жизни ни что иное, как миф, придуманный теми, кто не способен быть достаточно гибким, чтобы не набивать синяки.
Элина вынесла на террасу высокий красно-желтый чайник, поставила на бамбуковый столик и присела в плетеное креслице. Сложила на уровне лица ладони и улыбнулась. Борис рассмеялся, ненароком задел ногой легкий столик, и чайник, внезапно потерявший опору, опасно качнулся, звякнул крышкой и выпустил из фарфорового хобота длинную струйку пара.