И все мы стали глядеть на крендель. Всю рояль он занял, и весь – такая-то красота румяная! Тут отец Виктор и говорит:
– …Это не кренделю-муке трезвон был, а воистину – сердцу человеческому. От преизбытка сердца уста глаголят, в Писании сказано.
А я добавлю: «…колокола трезвонят, даже и в неурочный час». Так и донесу, ежели владыка потребует пояснений о трезвоне».
Так что прочитавшие эти строки (а еще лучше все «Лето Господне» Ивана Шмелева, о чем они не пожалеют), если окажутся потом в Москве, на Октябрьской площади, стеклянно-каменной, попираемой чугунной (или какая она там) пятой вождя, пусть вспомнят, что еще несколько десятилетий тому назад (ну, век) здесь светилась совсем другая, живая жизнь. Кстати и вспомним, что сына Ивана Шмелева расстреляли в Крыму большевики, а сам он оказался в изгнании в Париже. Не нужны были государству русские, духовно богатые, талантливые люди: ни Гумилев, ни Блок, ни Иван Шмелев.
Теперь настала очередь после царствующего дома, дворянства, интеллигенции, духовенства и купечества взглянуть на отношение Ленина к основной массе российского населения – к крестьянам. Ведь даже и на гербе – серп и молот. Рабоче-крестьянская власть. Уж крестьян-то, наверное, должен был бы любить Владимир Ильич.
Парадокс состоит в том, что крестьян Ленин ненавидел больше, чем любое другое сословие в России. В своем месте, в отдельной главе этой книги, мы более обстоятельно разовьем эту тему, как он бросал против крестьян регулярную армию, головорезные, грабительские продотряды, как он пол-России выморил голодом и насильничал так, что крестьяне то и дело восставали, и тогда целые крестьянские волости и губернии топились в крови. А схема была знакомая. Точно так же, как при подавлении и уничтожении духовенства он наклеивал ярлыки реакционеров и черносотенцев, точно так же на крестьян он стал клеить ярлыки бандитов и кулаков. В Пензе восстало пять волостей. Это сотни и тысячи повстанцев. Повстанцы? Бандиты и кулаки!
«Пенза Губисполком, Минкину.
Получил на Вас две жалобы. Первая, что Вы обнаруживаете мягкость при подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете великое преступление против революции…» (В. И. Ленин в основном цитируется по Полному собранию сочинений, издание 5-е, М., Госполитиздат, 1962. – Ред.).
Телеграмма Ливонскому исполкому. 20.VIII. 1918 г.
«Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев (?!) в уезде. Необходимо ковать железо пока горячо и, не упуская ни минуты… конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков… арестовать заложников из богачей и держать их, пока не будут собраны и ссыпаны в их волости все излишки хлеба…
Телеграфируйте исполнение. Часть образцового Железного полка пошлите тотчас в Пензу.
Предсовнаркома ЛЕНИН».
Тут надо пояснить, что «излишками» Ленин замаскированно называл весь хлеб, добиваясь двух целей: сосредоточения всего хлеба в своих руках, как орудия власти, и для того, чтобы инспирировать голод и детоедство.
«Пенза Губисполком, Копия Евгении Богдановне Бош.
Получил вашу телеграмму. Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор… сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города.
Экспедицию (карательную, тот самый «Железный полк». – В. С.) пустите в ход. Телеграфируйте об исполнении. Предсовнаркома ЛЕНИН».
«12 августа 1918 г. Москва. Пенза, Губисполком. Бош.
Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, чтобы Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба…» Замечательный публицист Дора Штурман добавляет от себя после этой цитаты:
«Видит ли Ленин голодную смерть детей за этими своими бесчисленными приказами отобрать весь хлеб у сопротивляющихся продразверстке и не имеющих никаких хлебных «излишков» людей, которых он именует «кулаками»?» (Слова выделены Дорой Штурман.) Видит и знает. Вспомним его фразу из секретного письма в Политбюро по поводу изъятия церковных ценностей: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем…» и т. д.
Более обширным, нежели Пензенское, было известное Тамбовское восстание крестьян, против которых Ленин бросил регулярную армию под командованием Тухачевского, а также ЧОНовские карательные войска. (Между прочим, участником этой карательной войны с крестьянами был известный впоследствии писатель Аркадий Гайдар.) С. П. Мельгунов в своей страшной по содержанию книге «Красный террор в России» пишет на стр. 29: «Брали сотнями заложниц – крестьянских жен вместе с детьми во время крестьянских восстаний в Тамбовской губернии: они сидели в разных тюрьмах, в том числе в Москве и в Петербурге, чуть ли не в течение двух лет. Например, приказ оперштаба тамбовской ЧК 1 сентября 1920 года объявлял: «Провести к семьям восставших беспощадный красный террор… арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение которых будут конфисковываться все земли и все имущество».
Как проводился в жизнь этот приказ, свидетельствуют официальные сообщения, печатавшиеся в тамбовских «Известиях»:
«5 сентября сожжено 5 сел; 7-го сентября расстреляно более 250 крестьян… В одном кожуховском концентрационном лагере под Москвой (в 1921-1922 гг.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников, в числе их дети от 1 месяца до 16 лет. Среди этих раздетых (без теплых вещей), полуголодных заложников осенью 1921 года свирепствовал сыпной тиф…
…Расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные и такие факты. Расстреливали детей в присутствии родителей и родителей в присутствии детей…» О «любви» Ленина к крестьянству, которую можно выразить грубоватой, но справедливой русской пословицей – «Полюбил волк кобылу, оставил хвост да гриву», говорит и его разговор с Уэллсом, записанный последним в книге «Россия во мгле». Уэллс беседует с Лениным.
«– И вы возьметесь за все это с вашими мужиками, крепко сидящими на земле?
Будут перестроены не только города; деревня тоже изменится до неузнаваемости.
– Уже и сейчас, – сказал Ленин, – у нас не всю сельскохозяйственную продукцию дает крестьянин. Кое-где существует крупное сельскохозяйственное производство. Там, где позволяют условия, правительство уже взяло в свои руки крупные поместья, в которых работают не крестьяне, а рабочие. Такая практика может расшириться, внедряясь сначала в одной губернии, потом в другой.
Крестьяне других губерний, неграмотные и эгоистичные (подчеркнуто мной. – В.С.), не будут знать, что происходит, пока не придет их черед…
Может быть, и трудно перестроить крестьянство в целом, но с отдельными группами крестьян справиться очень легко.
Говоря о крестьянах, Ленин наклонился ко мне и перешел на конфиденциальный тон, как будто крестьяне могли его услышать».
Не правда ли, каждое слово вождя так и дышит любовью к крестьянам.
Наконец, у меня в руках есть еще один, можно сказать, уникальный документ, в котором говорится не о крестьянине, а голосом самого крестьянина. Известно, что каждый писатель получает много читательских писем. Обычно они приходят по почте. Но вот однажды в дверь моей квартиры позвонили, я открыл. На пороге стоял коренастый мужчина лет сорока пяти, в облике которого по каким-то неуловимым признакам угадывался сибиряк. Он протянул мне завернутый в газету сверток трубкой, наподобие того, как свертывают чертежи, и коротко пояснил:
– Мой отец просил это после его смерти отдать в хорошие руки, чтобы не пропало. Я отдаю это вам. Делайте с этим что хотите.
В свертке не оказалось ни письма с обращением, ни обратного адреса. Но подлинность документа и всех данных, содержащихся в нем, не вызывает никаких сомнений. Все это полностью вошло в книгу «Слово исповеди и надежды», изданной в «Молодой гвардии» в 1990 году, а в несколько сокращенном виде опубликовано в журнале «Сибирские огни».
Дело в том, что рукопись начинается с длинного списка, с перечня 214 домохозяев некоего села Сивкова. Ладно, если бы крестьяне были просто перечислены, а то они перечислены на разграфленных страницах, и если считать за графу порядковую нумерацию, то набирается одиннадцать граф. Вверху страницы заголовок: «Об отмщении взываем».