ГЛАВА 19
У Рейчел слипались глаза. Время от времени она снова их открывала, но с каждым разом это удавалось ей все хуже и хуже. Они с Кевином лежали на огромной кровати в номере отеля, тесно прижавшись друг к другу.
Последние часа полтора они провели, упиваясь старым как мир наслаждением, и теперь ей хотелось подольше понежиться. Но утомленному, ублаженному телу не терпелось погрузиться в сладкий сон.
— Позволь себе уснуть, Рейчел. — Кевин уже некоторое время наблюдал ее отчаянную борьбу.
— Я не хочу засыпать, Кевин. Потому что когда я проснусь, будет утро и придется уезжать. И снова возвращаться к Тилденам, «Саксон и компаньонам», «Кормаку и сыну», Лорел и Кларе.
Ей было так хорошо в этом волшебном мире, где не существовало никого, кроме них двоих.
— И к Брейди? — осторожно спросил Кевин. В его голосе вдруг послышалась тревога. Рейчел села.
— Об этом ты мог бы и не спрашивать. Но раз уж спросил — нет, Брейди для меня не помеха.
— Разумеется, помеха, — усмехнулся Кевин, снова успокаиваясь. — Только совсем маленькая. Не то что остальные.
— Мне всегда хочется быть с Брейди, но, честно признаюсь, от прочих я бы с удовольствием отдохнула.
— Я тоже. — Он притянул ее к себе. — Что ж, на это нам в ближайшее время рассчитывать не приходится, зато с Брейди можно побыть хоть завтра. У Сары выходной. Приезжай после работы, поужинаем втроем. Можно пойти в…
— А что, если я приготовлю ужин у тебя? — предложила Рейчел. — Брейди слишком часто для ребенка его возраста ест в ресторанах. Может, ему для разнообразия захочется поужинать дома?
— Мне захочется наверняка, — заявил Кевин и поцеловал ее. — Договорились. Я пожарю что-нибудь на гриле, но, если ты сваришь макароны с сыром, Брейди будет в восторге. Мамочка.
В комнате было темно, но сквозь щель в занавесках пробивался лунный свет. Рейчел провела кончиками пальцев по его лицу.
— Мне нужно было сразу же его поправить, но так приятно было это слышать, — призналась она.
— Жаль, что ты не его настоящая мать. Быть может, если бы я появился в Лейквью несколько лет назад, так бы и вышло. — Кевин позволил себе помечтать, что делал крайне редко.
— Когда Шаролин вернется и попросит о встрече с Брейди… — начала она.
— Если вернется и если попросит, — поправил ее Кевин. — Но и то, и другое маловероятно.
— Ты в самом деле хочешь запретить ей видеться с сыном или сказал так, чтобы напугать Лорел? — Рейчел почувствовала, как напрягся Кевин, и крепче его обняла, чтобы успокоить. — Мы не можем делать вид, что ее не существует, Кевин. В конце концов, это нечестно по отношению к Брейди.
— Нечестно по отношению к Брейди именно то, что она существует и что я имел глупость с ней связаться, — сердито сказал Кевин.
— Подумай сам, если бы ты не связался с Шаролин, у тебя просто не было бы Брейди, — сочла своим долгом напомнить Рейчел. — Ты намерен всю жизнь не подпускать ее к мальчику, Кевин? А если она захочет с ним видеться?
— Перестань, Рейчел! Я сейчас меньше всего расположен обсуждать юридические проблемы.
— Я тоже. — Она провела пальцем по его груди. — Но ты же знаешь, каковы юристы. Мы не перестаем спорить, пока не добьемся согласия хотя бы по одному пункту.
Кевин застонал.
— Ладно, валяй.
— Просто Брейди не вечно будет маленьким. Что станет, когда он подрастет, и…
— Вижу, вижу, куда ты клонишь, — перебил ее Кевин. — Поверь, мне хорошо известно, что малыши переносят родительские ошибки гораздо легче, чем подростки.
— Я понимаю, — Рейчел коснулась губами его шеи. — Твой отец — Фрэнк Кормак. — Слегка отстранившись, она заглянула ему в глаза. — Я хочу знать о тебе все, но жалко терзать тебя уймой вопросов.
— Ты попала в точку, голубушка. Уймы вопросов я не вынесу. — Он поцеловал ее ладонь. — Но для тебя я готов сделать исключение.
— Спасибо, голубчик. Они улыбнулись друг другу.
— Когда ты произносишь это слово здесь, оно звучит не так высокомерно, — признала Рейчел.
— Значит, ты позволяешь называть тебя голубушкой в подобных обстоятельствах?
— Позволяю.
— Глубоко признателен, — произнес он официальным тоном. — И готов к первому вопросу.
— Забавно, но некоторым людям не приходится задавать ни единого вопроса, они обрушивают на вас всю свою биографию в первый же час знакомства. — Рейчел устроилась поудобнее. — Ты совсем другой. Я, например, не знаю имени твоей сестры. Где живут она и твоя мать?
Кевин молчал очень долго. Рейчел даже подумала, что он уснул. Жаль, потому что у нее теперь сна не было ни в одном глазу и хотелось поговорить.
— Кевин, — позвала она тихо, чтобы не разбудить, если он и вправду спит.
— Ты так это произнесла, — заговорил он. — Так просто, так обыденно. Я думал, как давно я не могу сказать так хоть что-нибудь о маме и Колетт.
Встревоженная, Рейчел попыталась вспомнить, что именно она говорила. Что-то о том, где они живут. У нее оборвалось сердце. Взглянув Кевину в лицо, она поняла, что он сейчас скажет.
— Моя мать и Колетт, моя сестра, больше нигде не живут, Рейчел. Они обе умерли.
— Господи, Кевин, прости. — Она крепко его обняла. — Что случилось? И когда?
— Они попали в аварию около Санта-Моники пять лет назад. За рулем был муж Колетт Дэниэл. Колетт сидела впереди рядом с ним, мама сзади. Тягач с прицепом ударил их сзади и выкинул на дорогу через четыре полосы. Всего погибло шесть человек. Постовой сказал мне, что такой жуткой аварии он еще не видел.
— Не знаю даже, что сказать. — Она прижалась к нему, словно желая согреть теплом своего тела, потому что от его слов будто повеяло холодом. — Как страшно потерять целую семью.
— Да, случилось именно это. В одно мгновение не стало всей моей семьи. Мамы, Колетт — и Дэниэла. Колетт была на пятом месяце. — Кевин услышал, как Рейчел потрясение ахнула, и почувствовал некоторое извращенное удовлетворение. Ему было приятно, когда люди приходили в ужас, слыша об этой трагедии: его семья того стоила.
— О, Кевин, — печально прошептала она. Слов не было.
— Я не из тех, кого горе делает лучше. В те времена я был безответственным, самовлюбленным эгоистом, менявшим женщин как перчатки. Ты, должно быть, знаешь таких. — Он криво усмехнулся.
— Отлично знаю. Только тебе не подходит такое описание, Кевин.
— Подходило когда-то, а после катастрофы я стал еще хуже. Опомнился, только когда ко мне в контору заявилась Шаролин и потребовала денег на аборт. Вопреки отчаянным усилиям матери воспитать меня похожим на настоящего мужчину — как ее старший брат, мой дядя Джо, — я был не лучше Фрэнка Кормака, которого всегда презирал. — Кевин сел, подложив под спину подушки; Рейчел тоже передвинулась, не разжимая рук. — Когда я оправился от первого потрясения, до меня дошло, что так называемые неприятности Шаролин — это мой ребенок. Я подумал о Колетт и ее младенце, которому не суждено было увидеть свет. И убедил Шаролин выйти за меня замуж и доносить ребенка. Иначе я потерял бы еще одного члена семьи, а это уже невозможно было вынести. — Кевин холодно улыбнулся. — Когда я наконец позвонил Фрэнку и сообщил ему, что женился и собираюсь стать отцом, он ответил, что я идиот. Я попытался объяснить ему, как мой ребенок связан с Колетт и мамой, но он ничего не понял.
— Фрэнк всегда был такой… — Рейчел замялась. Трудно было выбрать одно бранное слово из множества тех, что вертелись на языке. — Такой…
— Да, всегда. — Кевин прекрасно ее понял. — Он бросил мою мать, когда мне было четыре, а Колетт — два. Тогда мы жили возле Трентона, и в течение следующих восьми лет он то женился, то разводился, впрочем, время от времени возникая на нашем горизонте. В детстве я всегда радовался, когда он появлялся. Такой веселый, щедрый, он отличался от всех наших взрослых знакомых. Почти сказочный герой.
— И такой же ненастоящий. Но детский ум не в состоянии этого понять.
— Совершенно верно. На один раз, когда Фрэнк нас куда-нибудь водил, приходилось десять, когда он кормил нас ложными обещаниями. В конце концов мама решила последовать совету своего старшего брата Джо и перебраться в Калифорнию, чтобы быть подальше от Фрэнка. Мы поселились в том же городе, что и дядя Джо. Он был полицейским, хорошим полицейским. Добрый человек с терпением святого. А испытаниям оно подвергалось нешуточным, потому что к тому времени я превратился в подростка-бунтаря и вымещал на близких обиду и ярость, которые глотал в детстве, ища оправдания поведению собственного отца.