— Подводу — нет, а самих цыган видел, когда порожняком возвращался с элеватора. На шоссейке они «голосовали». Это уже в половине первого было.
— Левка и Роза были среди цыган?
— Не разглядел.
Неожиданно вспомнилась фотография завязанной в хозяйственную сетку банки с медом на цыганской телеге, и Антон спросил:
— Сергей Павлович, в какую посуду Барабанов хотел меду взять?
— Стеклянную трехлитровую банку в сетке он с собою из Серебровки вез, — ответил Тропынин. — А чо такое?..
— Да так, ничего, — сказал Бирюков.
Среди поредевших березок показались шиферные крыши серебровских домов. Тропынин быстро спросил:
— Вас к бригадной конторе подвезти?
— К участковому, — ответил Антон.
Глава 7
Кротову о Бирюкове сообщил по телефону подполковник Гладышев. Участковый инспектор пригласил радушно Антона к столу, угостил арбузом. Вчера завезли арбузы в магазин, и вся деревня их покупала.
Наконец, заговорили о деле.
— Есть новости? — спросил Бирюков.
— Относительные.
Кротов, выдержав паузу, в свойственном ему канцелярском стиле стал рассказывать, как неделю назад жена бригадира Гвоздарева, разнося по деревне свежую почту, слышала в середине дня негромкий выстрел. Предполагает, что он раздался или во дворе Степана Екашева, или в соседней от него усадьбе деда Лукьяна Хлудневского. Кротов попытался осторожно выяснить этот вопрос, но Хлудневский со своей старухой уверяют, будто стреляли у Екашева, а Степан Екашев говорит, что слышал выстрел у Хлудневских.
Смакуя тающую во рту сладкую арбузную мякоть, Бирюков спросил:
— У кого из них ружья?
— У Лукьяна Хлудневского одноствольная ижевка двадцать четвертого калибра. Ружье смазано. Признаков недавнего употребления не обнаружено. Степан Екашев никогда огнестрельного оружия не держал. Но иногда к нему наезжает из райцентра сын Иван, заядлый охотник.
Бирюков, вспоминая, задумался:
— Иван, кажется, самый старший из сыновей Екашева?
— Так точно. На кирпичном заводе работает. Передовик труда.
— Когда последний раз он в Серебровке был?
— На прошлой неделе. Помогал Степану сдавать соленые грузди сельповскому заготовителю… Еще, товарищ Бирюков, одна загадка. Хлудневский заявляет, будто со дня выстрела у него пропал кобелек. Букетом звали. Больше пяти лет жил, а тут пропал.
Антон положил на стол арбузную корку. Достал носовой платок, чтобы вытереть руки, но Кротов подал полотенце.
— Есть предположение, — сказал Бирюков, — что цыгане крепко поссорились с Репьевым. Попытаться бы отыскать корни этой ссоры. И с выстрелом надо разобраться. Хлудневский дома?
— Вероятно. Вас проводить?
— Если не затруднит…
Небольшой светлый домик деда Лукьяна Хлудневского весело голубел простенькими наличниками через три усадьбы от дома Кротова. Следом — подернутая зеленоватым мхом, с прогнившими черными тесинами крыша когда-то добротного крестовика. Большую часть его окон прикрывали перекошенные старые ставни, а сам дом от времени будто осел и съежился. Показав на него, участковый усмехнулся:
— Хоромы Степана Екашева. Надорвался мужик непосильной работой, совсем запустил усадьбу. Всего второй год, как ушел на пенсию, а высох, что тебе щепка.
— Болеет?
— Трудно сказать… Ни сам Екашев, ни его старуха «и разу в больнице не были, хотя на болезни жалуются постоянно. Полагаю, от усталости у них это. Представьте себе, товарищ Бирюков, по четыре головы крупного рогатого скота держат. По сорок-пятьдесят центнеров ежегодно вдвоем сена накашивают. В три часа ночи уходят на покос и возвращаются в одиннадцать вечера. Старуха прибежит, управится со скотиной и опять — на помощь Степану.
— Помнится, раньше Екашев сапожным ремеслом подрабатывал, — сказал Антон.
— Сапожник и пимокат он отменный. В послевоенные годы, можно сказать, всю Серебровку и Березовку обувал. Теперь народ привык к фабричной обуви, однако Степан своего ремесла не бросает — идут некоторые к нему с заказами.
— Что ж он дом не починит? Неужели денег нет?
— Каждый год по весне умирать собирается, не хочет связываться с ремонтом. А что касается денег, говорит, сыновьям отдает. У него, кроме Ивана, еще четверо. Трое из них в Новосибирске определились, семьи завели. А последний — не удался. Был судим за воровство и где теперь находится, не известно.
— Это Захар, что ли?
— Он самый. Знаете?
— В школе начинали вместе учиться, только он и четырех классов не закончил. Когда его осудили?