— Этот предлагал вам пасечник?
— Этот, этот… — вместо кузнеца заторопился Екашев. — Я просил Гриньку продать. Перед смертью хотел деньжонок выручить, чтобы хоть похороны себе обеспечить.
— Где взяли крест? — спросил Антон.
— Когда часовню у родника разбирал, под полом нашел, — на глазах Екашева появились крупные слезы. — В войну еще это было. Сгнила часовня, на дрова ее увез. С той поры хранил крест, а тут чую, загибаться стал, думаю, пропадет золото ни за понюшку табаку…
По деревне к бригадной конторе стремительно промчался милицейский «газик». Предложив участковому написать протокол изъятия, Бирюков вышел на улицу. Машина, успев уже развернуться, мчалась назад. Едва она затормозила возле усадьбы Екашева, резко распахнув дверцу, из нее выскочил Слава Голубев и стал рассказывать Антону об обнаруженном трупе Барабанова. Тут же подошел следователь Лимакин и Борис Медников.
— Труп на попутном грузовике в сопровождении Онищенко отправили в морг, — скороговоркой закончил Голубев. — У тебя как дела?
— Нашли сапоги пасечника и еще кое-что, — Антон повернулся к Медникову. — Боря, посмотри сейчас Екашева. Если не симулирует, надо срочно его в больницу.
— Неужели он?.. — многозначительно спросил Лимакин.
— Определенно сказать нельзя. Улики выдают, но в поведении Екашева много нелогичного.
— Цыгана Левку я допросил. Сыщенко его фамилия. Оказывается, в то утро он действительно не был в таборе. Тысячу рублей оформлял на аккредитив в райцентровской сберкассе.
— В какое время?
— Говорит, приехал в райцентр на попутке рано утром, а сотрудники сберкассы запомнили, что цыган был у них около двенадцати часов… У тебя не появилось фактов, связывающих убийство пасечника с убийством Барабанова?
— Пока нет.
— Не пойму, ради чего нож в трупе оставлен. В твоей практике подобного не встречалось?
Антон пожал плечами, спросил:
— Где тот нож?
Лимакин позвал эксперта-криминалиста. Семенов, подойдя к ним, показал Антону упакованный в прозрачный целлофановый пакет длинный охотничий нож, на остро заточенном лезвии и на плексиглазовой наборной рукоятке которого засохли бурые потеки крови. Внимательно осмотрев его, Антон сказал:
— Попробуем предъявить для опознания. — И поднял глаза на Семенова. — Мы здесь нашли посеченную дробью голову собаки. Надо будет взять несколько дробин на анализ.
Когда Бирюков с участниками оперативной группы вошел в дом, Екашев, обхватив живот, понуро сидел на своем табурете. Понятые и бригадир Гвоздарев, примостившись кто где, наблюдали за пишущим Кротовым. Взгляд Бирюкова задержался на чисто выскобленной деревянной рукоятке сапожного ножа, белеющего словно инородное пятно среди общего серого фона. Взяв нож, Антон повертел его и положил перед Кротовым.
— Включите, Михаил Федорович, и это в протокол выемки.
На лице Екашева не отразилось ни малейшего волнения. Возможно, он был под впечатлением только что сказанного Медниковым: «Немедленно надо в больницу».
Предъявленный охотничий нож по наборной рукоятке и высеченной на ней метке «Л. С.» опознал кузнец Федор Половников. По просьбе цыгана Левки он на прошлой неделе выправлял зазубренное лезвие.
Глава 13
Убийство серебровского механизатора Барабанова озадачило Антона Бирюкова не на шутку. Собственно, само убийство без всякого сомнения квалифицировалось, как преднамеренное, с целью грабежа, и загадки здесь никакой, можно сказать, не было. Задуматься заставляло другое: сразу две смерти в небольшом тихом селе, где даже бытовая драка — явление редкое.
Оставшись после отъезда оперативной группы в Серебровке, Антон надеялся получить хоть какие-то дополнительные сведения от жены Екашева, которая лишь к вечеру заявилась из лесу с двумя огромными корзинами груздей. Полусонная от усталости бабка Екашиха, как называли ее серебровцы, на все вопросы тускло отвечала одним и тем же: «Не знаю, родимый, врать не хочу». Только на вопрос о золотом кресте ответила по-иному: