К 1 декабря 1941 года согласно отчету командира эйнзатцкоманды «3» Карла Йегера к тому времени назначенного одновременно командиром полиции безопасности и СД в Литве, в Каунасском гетто оставалось в живых около 15.000 человек[224].
В последующее время численность узников гетто постоянно уменьшалась, даже несмотря на прибытие новых партий заключенных из других районов Литвы, а также из Германии, Австрии, Польши, Бельгии, Нидерландов и Франции. В отличие от Минска или Риги здесь иностранных евреев привозили не в гетто, где они имели хоть какой-то шанс выжить, а сразу к месту уничтожения[225].
После разгрома под Сталинградом в головах многих нацистских главарей зародились сомнения в победе над Советским Союзом. Некоторые стали задумываться о возможном поражении Третьего рейха, и вместе с этой мыслью неизбежно приходил вопрос: «А что будет со мной лично?»
Подобным же вопросом, видимо, еще с лета 1942 года задавался и рейхсфюрер СС Гиммлер. Его самого, как и его подручных, в этом случае действительно не ждало ничего хорошего. Видимо, находясь в таком душевном состоянии, Гиммлер и отдал приказ об уничтожении всех следов массовых казней, совершенных нацистами на оккупированных территориях, а заодно и об уничтожении еще оставшихся в живых свидетелей — узников гетто.
В июле 1942 года, через несколько дней после посещения концлагеря Освенцим, Гиммлер вызвал к себе штандартенфюрера СС Пауля Блобеля, работавшего в то время в подотделе гестапо «по делам евреев» под началом Эйхмана. Блобелю было поручено возглавить особый штаб «1005», который будет заниматься поиском и уничтожением мест массовых захоронений на территории Польши и республик Советского Союза. В то время Блобель как раз занимался экспериментами по уничтожению захоронений в концлагерях Кульмхоф (Хелмно) и Аушвиц (Освенцим), где по заданию Эйхмана испытывал печи и костомолки производства ганноверской фирмы «Шривер АГ»[226].
В ноябре 1943 года «стервятник» Блобель добрался до Литвы и приступил к уничтожению массовых захоронений в окрестностях Каунаса.
С первых дней ноября 1943 года над IX фортом почти ежедневно были видны пламя и клубы дыма. Там сжигали тела казненных в последние два года узников Каунасского гетто, и это уже не было ни для кого тайной[227]. Среди документов, переданных партизанам бежавшими узниками гетто, сохранилось следующее свидетельство:
«Акт. Ковно, 26 декабря 1943 г.
Мы, нижеподписавшиеся, узники 9-го форта Ковно, бежав из заключения ночью 26 декабря этого года, в том числе Весельницкий И. Л. (Василенко И. Л.), Дискант А. (Виленский), Файтельсон А., Гельбтрунк М., Пиловник А., Гемпель Б., Эйдельсон С., Манейский А., составили следующий акт:
1. В период с 1941 и 1942 гг. территория форта использовалась германским командованием для проведения массовых расстрелов.
2. Чтобы скрыть этот факт, германское командование в лице руководства ковенского гестапо организовало раскопки рвов, где были захоронены тела, и сожжение останков.
3. Для выполнения этой работы гестапо в конце октября — начале ноября этого года доставило 72 человека из 9-го форта, в числе которых были: 34 военнопленных, 14 партизан, 3 русских, 4 женщины, 17 евреев из гетто.
4. Чтобы скрыть характер работы от местного населения или других людей, работа была четко организована; в радиусе 2 километров были развешаны объявления, запрещающие приближаться к этой зоне под страхом смерти. Место работы, занимавшее 2–3 гектара, было обнесено оградой. Людям, работавшим там, было запрещено покидать территорию форта (свидетельством тому может служить то, что один еврей, слегший с приступом аппендицита, был застрелен 5 ноября, а 7 военнопленных, престарелые и инвалиды, были расстреляны 13 ноября); таким образом, на работах осталось 64 человека.
224
Отчет командира эйнзатцкоманды «3» штандартенфюрера СС Йегера от 1 декабря 1941 г. См.: РГВА. Ф. 500. Оп. 1. Д. 25. Л. 118–127. По данным современных историков, в феврале 1942 года в Каунасском гетто находилось до 17.000 человек. См.: