– А вас почему не взяла с собой? Выходной же день был!
Чернов пожал плечами. Синяев, несмотря на простодушную физиономию, оказался въедливым мужичком, но Илья Максимович пока держался.
– Больница, где работала жена, находится на выезде из города как раз по дороге в Копорье, – сказал он все так же бесстрастно. – Ей удобнее было стартовать оттуда, не делая крюк через весь город. И если это так важно, она часто ездила к сыну одна. Помогала с внуками.
– А сын ваш, кстати, почему не пришел? – сурово спросил Синяев. – Все-таки такое событие, мог бы и поддержать отца.
В лице Чернова промелькнуло что-то человеческое:
– Он у меня мальчик ранимый… Да и потом, когда у тебя пятеро детей, а ты фельдшер ФАПа, особо не вырвешься. Даже по такому печальному поводу.
«Как интересно, – невольно подумалось Ирине, – у секретаря парторганизации целого университета сын – фельдшер… Нонсенс вообще, сапожник без сапог. У такого папаши даже круглого дурака докатили бы до диплома – так что помешало? Впрочем, учитывая пятерых детей и жизнь в деревне, понятно что. Ранимый мальчик алкоголик или даже наркоман, причем неуправляемый, которого пришлось срочно спрятать от посторонних глаз, пока он своими выходками не утянул всю семью на дно. Вот и услали сыночка в Копорье, а там он нашел себе женщину и в знак протеста принялся безудержно размножаться. В принципе это объясняет, почему Чернов решил, что Аврора уехала к сыну. Наверное, он дошел до такой стадии, когда его постоянно надо было контролировать, и обремененная многочисленным потомством жена уже не справлялась в одиночку с этой миссией».
Вывести из себя Чернова так и не удалось. Все с таким же отстраненным и равнодушным видом он рассказал то, о чем Ирина в принципе и так знала из сплетен, и пришлось отпустить его со свидетельского места.
Следующей выступала старшая сестра операционного блока, где работала Аврора Витальевна. Она показала, что последний раз видела Чернову в субботу утром на пересменке и запомнила ее в хорошем настроении. Та радовалась, что впервые за много месяцев выдалась спокойная ночка, так что получилось и вздремнуть, и наделать четыре бикса материала.
– Никто не умел так аккуратно складывать салфетки, как Аврора! – воскликнула сестра, и Ирине вдруг стало грустно от этого всплеска человечности среди казенной атмосферы суда.
– А она говорила, куда собирается?
– Да вроде нет… Я же не знала, что так получится, поэтому особо не вникала.
– А вообще как у нее было настроение? – спросил Синяев, в активности которого Ирина уже предчувствовала для себя головную боль. – Она не говорила, что собирается уехать куда-нибудь или бросить семью?
– Аврора-то? – сестра улыбнулась. – Нет, конечно.
– Не жаловалась на жизнь?
– Ну что вы! Она вообще была очень замкнутая, ничем не делилась.
– Не хотела сор из избы выносить?
Сестра пожала плечами:
– Не в этом дело. Поймите, товарищи, она была хорошая женщина, но какая дружба, когда мы после смены давимся в автобусе и стоим в очереди за продуктами, а она рулит на своей машине в закрытый распределитель? Понимаете?
– Честно говоря, не очень, – фыркнул Синяев.
– Ну как же… У кого щи пустые, а у кого жемчуг мелкий, – засмеялась медсестра. – Завидовали мы ей, что уж тут скрывать, и Аврора прекрасно понимала, что мы это мы, а она это она, и живем мы в разных мирах и по разным правилам.
– То есть Чернова была грубая и высокомерная?
– Нет-нет, совсем наоборот. Знаете, есть такие люди. Со всеми хорошо, по-доброму, а будто с другой планеты прилетели. Вот смотрите, товарищи судьи, был у меня печальный опыт с дочкой одного товарища. Девица только хвостом перед врачами крутила, ничего делать не хотела, а слова поперек ей не скажи, папа рассердится. Намучилась я с ней, еле-еле выдала замуж за хирурга и сплавила в декрет, только дух перевела, и тут пожалуйста! Получите теперь жену! Как я расстроилась, думаю, господи, это опять между двух стульев мне сидеть! Не будешь потакать капризам блатной тетки, от начальства получай, а будешь, так остальной коллектив не удержишь. А что вы хотите, товарищи, жизнь есть жизнь… Я мысленно уже с должностью простилась, но Аврора оказалась, пожалуй, лучшей сестрой из тех, кого я знала, и трудовая дисциплина у нее была на высоте. Любую черную работу выполняла, придраться буквально было не к чему.