Дежурным лекарем была та же девушка, которая ухаживала за мной в первый раз, когда я заработала от Алекса ожог, и она покачала головой, когда увидела мой обуглившийся рукав. Прежде чем осмотреть руку, она дала мне немного пасты-гунна, и на этот раз я приняла её без жалоб. Спустя несколько минут боль отступила, и как только я расслабилась, она принялась за работу, сняв мою рубашку и покрыв ожог той же холодной целебной мазью, которую она применяла в прошлый раз. Затем она обернула мою онемевшую руку в мягкую марлевую повязку и помогла мне обратно надеть рубашку, наказав мне спокойно полежать несколько минут.
Когда несколько минут спустя открылась дверь, я повернула голову, ожидая увидеть лекаря, но вместо неё увидела Николаса. Выражение его лица было нечитаемо, и я отвернулась, переведя взгляд на потолок.
— Честно говоря, у меня нет сил спорить с тобой снова, Николас.
— Я хотел убедиться, что ты в порядке.
— Я в порядке. У меня были раны и похуже, помнишь?
— Помню, — ответил он сердитым голосом.
В течение минуты никто из нас не обмолвился и словом, и повисшая в комнате тишина очень быстро выбила меня из колеи. Почувствовав себя уязвимой в своем нынешнем положении, я села, позволив ногам свободно свисать с края стола для осмотра больного. Я подняла забинтованную руку.
— Смотри, обо всём позаботились. Я в два счёта буду как новенькая.
Он не улыбнулся, всё ещё заведённый из-за происшествия. Я не понимала, почему из-за таких вещей он становился таким разгневанным. Никто другой из этого проблемы не делал.
— Ты не обязан со мной оставаться. Лекарь сказала, что я в норме.
— Прости, что накричал на тебя.
От изумления у меня приоткрылся рот. Я всё верно расслышала? Николас только что извинился передо мной?
— Я никогда не хотел заставлять тебя почувствовать себя никудышней. Меня всего лишь злит наблюдать, как ты рискуешь подобным образом.
Я постаралась не позволить своей собственной злости всплыть на поверхность.
— Чего ты от меня ждешь — что я спрячусь в своей комнате, следовательно, не пострадаю? Невозможно всё время быть в безопасности. Ты должен осознать, что иной раз я могу пострадать, особенно если я стану воином.
Яркая вспышка в его глазах сообщила мне, что я опять сказала что-то неправильное.
— Я думал, ты не хотела быть воином.
Я вскинула свою здоровую руку.
— Для чего же я тренируюсь, если не ради того, чтобы стать воином? Разве мы не этим занимаемся?
Он пошёл в мою сторону.
— Я учу тебя защищать себя, если тебе когда-нибудь это понадобится, а не выходить в мир в поисках неприятностей.
— Я не ищу неприятности, и этот инцидент с Алексом был дурацкой случайностью. Это могло произойти с каждым, — я отвела от него взгляд и прижала к животу свою невредимую руку. При всём прогрессе, достигнутом мной в тренировках на этой неделе, неужели он думает, что я была совершенно никчёмной? — Почему тебе так сложно поверить, что я могу о себе позаботиться? Я не ребёнок, знаешь ли.
Он остановился в двух футах от меня, и я обнаружила, что из-за того, что я сидела на столе для осмотра в кои-то веки наши взгляды находились на одном уровне. К сожалению, это означало, что мне некуда было смотреть, кроме как в его глаза.
— Нет, ты не ребёнок.
От произнесённых хриплым голосом слов у меня пересохло во рту, как в Сахаре. Воздух в кабинете потеплел и сгустился, и внезапно мне стало трудно дышать.
Ещё один шаг и он уже стоял меж моих коленей, достаточно близко для меня, чтобы почувствовать жар его тела и вдохнуть его богатый пряный аромат. Моё сердце гулко застучало в ушах; я попыталась сглотнуть и потерпела неудачу. В моём животе труппа акробатов устроила главное представление в их жизни.
Предвещающий бурю взгляд Николаса отказался отпускать мой взгляд. Он поднял руку, и большим пальцем стал очерчивать линию челюсти ласковыми, как перышко, поглаживаниями, что превратило мои конечности в лапшу. Смутно я ощутила, как мой Мори зашевелился.
— Сара, — произнёс Николас напряжённым голосом, когда прислонился лбом к моему лбу. Я сидела очень неподвижно, сражаясь с бешеным натиском эмоций, которые угрожали вытолкнуть сердце из моей груди: — Наори на меня. Скажи мне уйти, — прошептал он.
Я подняла руки между нами и положила их на его грудь, чтобы оттолкнуть его, пока не почувствовала под своими пальцами сильное, быстрое биение его сердца. Я закрыла глаза и с трудом сглотнула.
— Николас, я…
Он отступил, и я почувствовала себя так, словно была брошена на произвол судьбы, пока его пальцы не сомкнулись под моим подбородком, приподняв моё лицо ближе к его лицу. Мой взгляд блуждал по его чувственным губам, и единственное о чём я могла думать, это о том, каково было испробовать их. Шокированная своей неожиданной дерзостью, я подняла взгляд на его глаза и потерялась в их туманных глубинах. Что-то заворошило у меня в груди, смутно-знакомое ощущение, которое тянуло меня к нему. Я прочитала намерение в его глазах, прежде чем их взгляд опустился на мои губы.
И затем я забыла, как дышать.
Глава 14
Здравые мысли покинули меня, когда губы Николаса нежно коснулись моих губ. Тёплые и настойчивые они исследовали мои губы с мучительной медлительностью и бесконечной нежностью, в то время как он руками обхватил моё лицо, удерживая меня рядом с собой. Как если бы у меня были силы отпрянуть. Ощущения, каких я раньше никогда не чувствовала, расцвели в моей груди, и вместо того чтобы попытаться понять их, я подалась ближе к нему и нерешительно поцеловала его в ответ. Я почувствовала, как нечто не поддающееся расшифровке изменилось между нами — словно два отталкивающихся магнита рехнулись и внезапно притянулись друг к другу — и мои губы приоткрылись, позволив дыханию сбежать в тихом вздохе. Он притянул меня ближе, если такое вообще было возможно, углубив поцелуй, и я подчинилась ему, оживившись и в то же самое время, до ужаса напугавшись и пожелав, чтобы это никогда не заканчивалось.
Спустя секунды, или может быть век спустя, Николас издал глубокий грудной звук и отступил. Трепеща, я сделала глубокий вдох и встретилась с его тёмным, тлеющим взглядом, который говорил мне, что ни я одна находилась под влиянием поцелуя. Шторм эмоций обрушился на меня: удивление, смущение, эйфория, но все они вскоре испарились от шока, когда меня озарило, что я только что сделала.
О, Боже мой, я поцеловала Николаса.
В течение долгого времени никто из нас не обмолвился и словом, и я остро осознавала, что он до сих пор руками обрамлял моё лицо и его губы были всего в нескольких дюймах от моего рта. Собирался ли он снова поцеловать меня? Хотела ли я, чтобы он опять поцеловал меня?
Прежде чем я смогла ответить на этот вопрос, взгляд его глаз стал унылым и нечитаемым, и он опустил руки, отступив на шаг назад.
— Прости. Я не хотел…
На секунду его хриплые слова повисли в воздухе между нами, прежде чем выплеснулись на меня подобно ведру холодной воды. Он не хотел? Я оторвала свой взгляд от его глаз, но не раньше, чем увидела, как сожаление медленно расползалось по его выражению лица. Мой желудок упал, и меня кинуло в жар, унижение захлестнуло меня.
— Сара…
— Нет.
Я не хотела слышать его объяснение или что он скажет мне, что это было ошибкой; его реакция громко и ясно кричала об этом. Неважно, зачем он поцеловал меня. Это было сделано и мы ничего не могли уже изменить. Да и говорить об этом я не хотела. Слёзы прожгли глаза, заставив меня разозлиться, что я позволила простому поцелую взволновать меня настолько сильно, даже если это был мой первый поцелуй.
Тягостное молчание растянулось между нами. Я отказывалась посмотреть на него, но я никогда раньше не была настолько чутка к присутствию другого человека. «Пожалуйста, просто уйди», — взмолилась я безмолвно.
Николас вздохнул.
— Прости, — сказал он снова.
Затем он развернулся и ушёл прочь.