— О, Боже, я умираю, — прорыдала я между извержением текилы и пива.
Я едва ли проболела день в своей жизни, и несколько раз мне нездоровилось, что не шло ни в какое сравнение с тем, как гнусно я чувствовала себя сейчас.
Мне потребовалось несколько минут на осознание, что всё это время Николас был у меня за спиной и держал мои волосы подальше от лица. К моему бедственному положению прибавилось и унижение.
— Пожалуйста, уйди и дай мне умереть с миром, — прошептала я охрипшим голосом, прежде чем подступил очередной позыв к рвоте.
Он отпустил мои волосы, и я подумала, что он покинул ванную комнату. Но затем я услышала, как в раковине включилась вода, и он снова вернулся, поднял мои волосы и положил холодное влажное полотенце мне на шею. Ощущалось это настолько хорошо, что я никак не смогла заставить себя снова попросить его уйти. Я не знала, как долго я свешивалась над унитазом, страдая рвотой, но всё это время он оставался со мной, бесшумно прижимая влажное полотенце к моей шее. Когда мой желудок, наконец, покончил с изгнанием абсолютно всего мерзкого алкоголя, до единой капли, я смыла туалет и осела, прислонившись к блаженно холодной керамической ванне, почувствовав себя чересчур измождённой, чтобы двигаться. Я снова услышала, как потекла вода, прежде чем Николас поднял мой подбородок и вытер моё лицо полотенцем.
— Ещё тошнит?
Я слабо покачала головой, слишком уставшая и смущённая, чтобы посмотреть на него. Я притянула колени к груди и положила на них голову. Я не была уверена, где возьму сил, чтобы встать и вернуться в свою комнату, и единственное, чего я хотела, так это свернуться в клубок и уснуть прямо здесь, на полу его ванной комнаты.
— Вот, прими.
Я учуяла запах пасты-гунна ещё до того, как она коснулась моих губ, и я подняла руку, чтобы оттолкнуть её.
— Поверь мне, завтра ты будешь благодарна за это.
Потребовался всего лишь намёк на колоссальное похмелье, которое ждёт меня утром, чтобы заставить меня отрыть рот и принять противную пасту. Меня передёрнуло, когда я проглотила её. Мне показалось, что я услышала тихий смешок, но я была слишком поглощена своим мучением, чтобы волноваться на этот счёт.
— Ладно, давай уберём тебя с пола.
Раньше, чем я смогла что-либо сказать, он поднял меня, словно я ничего не весила, и отнёс в другую комнату, где посадил на мягкий кожаный диван. Я свернулась калачиком, положив голову на подлокотник, и почувствовала, как диван прогнулся, когда он сел на другом конце. В течение нескольких минут никто из нас не говорил, и я попыталась придумать что-нибудь, что ему сказать.
— Ты приходила увидеться со мной?
Я молча кивнула, не посмотрев на него.
— И сначала тебе потребовалось напиться?
Неужели в его тоне прозвучало веселье? Мне захотелось возразить, но я не смогла после того, каким образом он позаботился обо мне.
— У стажёров была вечеринка, — проскрипела я.
Моё горло было содрано из-за рвоты.
— Ты пришла пригласить меня?
На этот раз нельзя было не расслышать юмор в его голосе.
— Нет, я…
Теперь, когда я сидела напротив него, я и понятия не имела, как сказать ему то, что должно было быть сказано. Более того, я не хотела говорить это. Я не могла вынести мысли о том, что никогда снова не увижу его.
— Не спеши.
Я не могла не торопиться, поскольку тогда я никогда не выскажусь, а он заслуживал лучшего, чем это. «Будь сильной и просто выложи всё на чистоту. Как минимум, ты можешь сделать это ради него».
— Я хотела, чтобы ты знал, что… что ты свободен. Я собираюсь разорвать связь.
— Что?
Я подняла взгляд от услышанного потрясения и гнева в его голосе. Его рот превратился в прямую линию, и на несколько секунд кровоточащая боль блеснула в его глазах, прежде чем он отвёл взгляд. Я прикусила губу в замешательстве. «Почему он был расстроен? Я же давала ему то, чего он желал».
— Прости. Я знаю, что совершенно неправильно поступаю в сложившейся ситуации.
— Не извиняйся, — холодно сказал он. — Не думаю, что есть простой способ сделать нечто подобное.
Моё горло стянуло настолько болезненно, что я подумала, что задохнусь. Почему Тристан не предупредил меня насколько больно разрывать связь? Как сковывает твои лёгкие, вплоть до того, что ты едва можешь дышать, или о льде, который наполняет твои вены до такого уровня, когда ты понимаешь, что никогда больше не согреешься. Если Николас испытывал хотя бы половину боли, что я сейчас, не удивительно, что он не мог посмотреть на меня.
— Вот почему ты была расстроена на тренировке сегодня.
— Нет, было нечто ещё.
Я не могла говорить о Нейте сейчас, только если не хотела полностью сорваться. Было и так достаточно боли, которую я могу вынести за один раз.
Долгое время он хранил молчание, и когда он заговорил, его голос прозвучал равнодушным, отстранённым.
— Что заставило тебя ждать до сегодняшнего вечера, чтобы сказать мне? Мы видим друг друга каждый день.
Я решила сказать ему правду, невзирая на то, как бы тяжело не было признаваться в этом.
— Я-я нечаянно подслушала твой разговор с Тристаном сегодня вечером. Ты сказал, что хочешь разорвать связь.
Он резко повернулся ко мне, и прищурил глаза.
— О чём ты таком говоришь?
— Ты сказал Тристану, что несчастлив и не хотел, чтобы это произошло, — я болезненно глотнула. — Я не хотела подслушивать, и я услышала лишь отрывки разговора. А затем Селин сказала…
Его голос снова стал жёстким.
— Что сказала Селин?
— Она сказала, что было несправедливо удерживать тебя связью, которую ты не желаешь, и что ты слишком благородный, чтобы разорвать её, — свежая волна страдания пронеслась по мне и горячие слёзы потекли вниз по моим щекам. Я зарылась лицом в руки, не в силах больше смотреть на него: — Мне ж-жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль.
— Проклятье, — Николас передвинулся по дивану и притянул меня к себе, и я охотно пошла в комфорт его рук. — Селин не имела права говорить тебе это. И ты неправильно истолковала то, что услышала из сказанного мной Тристану. Я сказал ему, что никогда не желал, чтобы ты обнаружила это таким образом, и что предпочёл бы, чтобы ты разорвала связь, чем видеть тебя несчастной из-за неё.
— Ты не хочешь разрывать связь? — спросила я, запутавшись ещё больше.
— Нет.
У меня перехватило дыхание. Что он имел в виду?
— Не хочешь?
Я почувствовала, как его тело немного напряглось.
— А ты?
Как же ответить на этот вопрос? Хотела ли я выяснить всё то, чтобы между нами ни было? Да. Готова ли я была к целой вечности? Нет. Как я скажу «да» одному и «нет» другому?
— Ты не должна отвечать прямо сейчас, — нежно сказал он.
Он снова оберегал меня, поставив мои чувства превыше своих, и его самопожертвование вызвало новый приступ слёз. Его руки стянулись вокруг меня.
— Мне жаль, что тебе пришлось узнать обо всём этом таким образом. Меньше всего на свете я хотел ранить тебя.
Прошли минуты, прежде чем я смогла успокоиться, чтобы снова заговорить.
— Почему ты не рассказал мне о связи в Нью-Гастингсе.
— Если бы я рассказал тебе правду тогда, ты никогда бы не приехала сюда, а мне надо было, чтобы ты была в безопасности, — его голос изобиловал эмоциями, заставив впервые с момента нашего знакомства прозвучать его уязвимым.
— Тристан сказал мне, что связь делает тебя покровительственным. Может быть, ты отнесёшься к этому иначе, если мы разорвём её. Тебе не надо будет беспокоиться обо мне всё время.
Я не хотела предлагать это, но я и не желала быть его слабым местом.