Обедали без аппетита. Мурыгин нервничал.
— Нашли, кого назначить! — говорил он. — Бурлак… Ну вот в кого они палят?!
— Приказано — и палят, — со вздохом отвечал Костик. — Ты мне лучше скажи, куда котейки делись?..
Действительно, странно. Никто не приставал, не вымогал съестного, не умирал с голоду у них на глазах.
— Тебя это так заботит?
— Да. И знаешь почему? Интуиция у них хорошая. Все наперед чуют…
Сергей Арсентьевич обмер.
— Но это ж не землетрясение… — беспомощно вымолвил он.
— Без разницы, — отозвался Костик. — Перед инфляцией домашние животные тоже беспокоятся…
Наверное, пошутил.
— Н-ну… может, они к себе вернулись, — судорожно предположил Мурыгин. — Где раньше дача стояла… эта… средневековая…
Версия прозвучала неубедительно. Вообще-то в народе бытует мнение, будто кошка привязывается к дому, а не к хозяину, хотя прежде всего она, конечно, привязывается к жратве.
— А давай-ка сходим посмотрим, — неожиданно сказал Костик. — Вдруг правда…
И оба, прервав трапезу, поспешили по зеленеющей дороге к овражку. Поразительно, однако мохнатая банда и впрямь дрыхла на припеке в полном составе, причем точно там, где раньше располагалось крылечко под стрельчатой кирпичной аркой. Но самым поразительным было то, что дрыхли-то котейки не на влажной оснеженной земле, а в полуметре над ней.
Такое ощущение, что стрельба за дубравой то ли стихла, то ли отдалилась.
— Ну… это уже… вообще… — выдавил Сергей Арсентьевич, инстинктивно держась подальше от незримой границы, за которой начиналась делянка злого соседа. — Нас шугает, а их…
— Предпочитает кошачьих. — Стоеростин понимающе кивал, не в силах отвести взгляда от зависшего в воздухе подобия дышащего мехового покрывала из разных шкурок. — Я, кстати, тоже… Что ж, приятно…
— Приятно?.. — вскипел Мурыгин. — По-моему, он над нами просто издевается… Дразнит! Или нашего дразнит — не знаю…
— Значит, так! — бодро объявил Костик. — Во-первых, подавись своей сайрой. Судя по рылам, накормили их до отвала и доставать они нас не будут… А в-главных… Хорошо лежат. Безмятежно. Стало быть, и нам в ближайшее время, считай, ничего не грозит…
— Думаешь?
— Надеюсь…
За горизонтом по-прежнему ворчало и погромыхивало, но уже не так тревожно.
* * *Остаток трапезы прошел в спорах.
— Подружка одна Раискина! — возмущался Мурыгин. — Знаешь, что однажды ляпнула? «Мой кот, Царство ему Небесное…» А?! Ничего себе?..
— Может, он крещеный был…
— Кончай ерничать! Я сам кошек люблю. Но равнять их с человеком… — Отломил от пенька рогульку дынного цвета, откусил, замолчал.
— Все равно что равнять человека с собакой, — завершил за него фразу Стоеростин с тем важным видом, с каким обычно готовился отчинить нечто особенно возмутительное. — Люди приручили собаку, вывели до хрена пород. А кошки проделали то же самое с нами. Приручили — ну и…
Склонный к антропоцентризму Мурыгин поперхнулся.
— Это какие же, позволь узнать, породы у людей?
— Как? А расы? Белая, черная, желтая…
— Где вычитал?
— Нигде.
— Сам придумал?
— Чего тут придумывать? По-моему, очевидно…
Вдали хлопнуло так громко, что разговор оборвался,
— Ого… — пробормотал Стоеростин. — Всерьез пошло…
Стало совсем неуютно.
— Слушай, — встрепенулся Мурыгин. — Но ведь если это военные действия…
— То что?
— То мы с тобой… — холодея, проговорил Сергей Арсентьевич. — Костик, кто мы с тобой тогда?
Оба задумались.
— Изменники Родины… — с уважением произнес Костик. — Хотя нет. Бери выше. Предатели человечества… — покосился на Мурыгина, осклабился. — Отмажемся, Серый! — утешил он. — Ну попали на оккупированную территорию, ну…
— Отмажемся… — недовольно повторил тот. — А присяга?
— А я этой стране не присягал, — нагло ответил Костик. — Я Советскому Союзу присягал. Меня вообще спросили, когда его рушили?
— Между прочим, спросили!
— Ага, спросили… А сделали все равно по-своему! Вот и катись они под гору со своей полицией, со своими олигархами… Ишь, патриота нашли! С работы выгнали, квартиру отобрали — и я же их теперь защищай? Да я сейчас, если хочешь, согласно присяге, должен с оружием в руках попереть на твоего генерала Бурлака…
— Значит, эти… которые нашу с тобой землю делят на дачные участки… Они тебе ближе, да?
— Нашу? Какую нашу? Вот эту, что ли, землю?.. Так она не твоя и не моя. Она Раискина… или уже Обрыщенки…