— Вадим, ты слышал?
— У остальных тот же феномен. Продолжайте движение, — спустя полминуты отвечает Вад. Он изо всех сил старается казаться невозмутимым, но когда в твоем распоряжении только пропущенный через печать голос — это непросто.
О причинах появления трещин мы можем только строить гипотезы. Костя сравнивает видимый слой реальности, ее поверхность, с древесной корой. Дерево растет, и внешний слой коры трескается — иначе и быть не может, но если сердцевина будет расти слишком быстро — однажды дерево погибнет. Мир растет по экспоненте — все больше людей, все больше и больше продуцируемой ими информации… Как следствие — все больше трещин, расходящихся уже не только по пробке коры, но и по живым тканям. Эта гипотеза кажется мне наиболее складной. Очевидное проявление «нашей» — и когда только мы стали ее так называть? — трещины составляют исчезнувшие воспоминания. Исчезнувшие, будто их никогда и не было: не удобренные временем и переродившиеся в постепенно осыпающуюся корку, а провалившиеся в глюк. Могут ли они прорасти на реальную сторону печати, вновь превратиться из глюка в реальность? Возможно, могут — но этого не происходит, потому как — возможно? — им нужен субстрат. Как ни странно, использовать для субстрата воспоминания выброшенные предложил не Вадим, не Костя и не Макс, который лучше других умеет находить совершенно неожиданные и странные решения, а Рэм… Хотя, с другой стороны, не так уж и странно: вместе с дырой в голове у него появились дыры и в памяти — и было много свободного времени, чтобы поразмыслить над тем, что такое воспоминания и каково их значение.
«Часто мы помним то, что хотели бы забыть, тогда как то, что хотели бы помнить, забываем» — к этому нехитрому наблюдению сводятся проблемы с памятью у тех, кто никаких проблем с ней не имеет. Воспоминания для нас неразрывно связаны с прошлым, с настоящим и с будущим. Они — что-то вроде однажды прочитанной книжки: происходящая из прошлого, малая или большая, но неотъемлемая часть нашего «я», которую можно вновь сделать частью нашего настоящего, пробежавшись взглядом по страницам, и, таким образом, привнести в будущее. Прошлое незыблемо: если книжка прочитана, то она прочитана, и это факт неизбежно имеет некоторое — зачастую, неразличимое без микроскопа — значение для настоящего. Даже дыра в голове не изменяет прошлого и не изменяет настоящего настолько, чтобы прошлое полностью потеряло всякое значение. Но она разрывает связи. Иными словами — отнимает возможность взять книжку с полки и перечитать. Отнимает возможность вспомнить. Оживить воспоминания. Рэм говорит, что трещина в сути своей — та же дыра в голове, и, потому, исчезнувшие воспоминания — симптом поражения более страшного и глубокого, затрагивающего возможность проложить связь между настоящим и будущим не напрямую, но через прошлое. Связанные напрямую, они до предела истощают друг друга: в трещину утекает сама жизнь. Мир теряет целостность. Будущее становится смутным и шатким, а настоящее перестает быть самим собой, перестает быть настоящим, вынужденное до последней капли каждую секунду становится будущим: возникает то самое несуществование, которое выводит из себя Волк, не дает Лене ухватить образ и губит тополя на аллее вернее остаточного загрязнения.
Часто мы помним то, что хотели бы забыть, тогда как то, что хотели бы помнить, забываем — но еще чаще мы отбрасываем что-то, едва заметив или не заметив вовсе: так настоящее становится прошлым, но не становится будущим. Выброшенные воспоминания, которые не вполне верно называть воспоминаниями, но сложно называть иначе — потому как они существуют. В смятых при чтении закладках больше жизни, чем в многотомных энциклопедиях, которые пылятся на полках библиотеки памяти. Для нас, здесь и сейчас, такие закладки — все то, что могло иметь общее прошлое с забытой железной дорогой и нести в себе отпечаток жизни людей рядом с ней. Оброненные у дороги монеты, выброшенные бутылки и другой хлам — воплощенное прошлое, выкопанное нами с обочины под любопытными взглядами прохожих и, правдами и неправдами, протащенное в глюк для того, чтобы заполнить им прореху в существованиинастоящего, создать субстрат для восстановления разорванной связи. Симптоматическое лечение трещин в растущем не по часам, а по минутам мире, разучившемся перечитывать книги и хранить вещи — единственное, какое нам удалось придумать.