- А что не успеваем - точно?
- Как в аптеке! Течение. И ветер в морду.
«Так, - подумал Баландин, - только этого не хватало: не успеваем! Это значит, что надо либо срочно возвращаться, либо решаться на предложение старшины. Впрочем, возвращение невозможно: они все равно не успеют убраться до рассвета, и их расстреляет любой корабль. Стало быть, придется рисковать. А велик ли риск? Велик. Если бот сядет на камни, утром их выловят из воды, как зайцев в половодье. Хотя… Сколько от камней до берега? Не больше двух миль. От силы - две с половиной. Добраться на шлюпке раз плюнуть. Но бот! Японцы вмиг учуят, откуда дует ветер, и поднимут трам-тарарам. Тогда заказывай деревянные бушлаты. А если проскочим? И почему бы не проскочить, в конце концов! Боту нужно всею полметра под киль. Будет полметра. Приливы здесь большие, не то что на Балтике. Только бы старшина не подкачал. Не должен. Старморнач[1] за него как за себя ручался…»
- Когда будем у камней?
- Часа через два, - ответил старшина, понимая, что его предложение принято, и проникаясь симпатией к стоявшему рядом разведчику, за скромной внешностью которого угадывалось спокойствие видавшего виды человека. - Через два часа дошлепаем, старлей.
- Может, сменить? - предложил Баландин. - Отдохнешь пока.
- Спасибо, старлей. Только я штурвал, как и жену, в чужие руки не отдаю. Не обижайся. Иди лучше сам покемарь, я в случае чего звякну.
Он отвернулся от Баландина и стал перекладывать штурвал, выводя нос бота на новый курс. Баландин спустился в кубрик.
- Что там, командир? - это спрашивал Федор Калинушкин.
- Не успеваем. Пойдем напрямую.
- Прямо даже галки не летают, командир.
Баландин сел на старое место. Он понимал, что разведчики ждут от него более конкретных объяснений, и коротко пересказал им содержание разговора в рубке. Разведчики выслушали его молча. Со стороны могло показаться, что они не оценили серьезности положения, но Баландин хорошо знал истинную причину такой сдержанности. Люди, чьи силуэты едва угадывались в темноте кубрика, столько раз за свою жизнь бывали в различных переделках, что уже давно приучились сдерживать эмоции. Но каждый из них - и это Баландин тоже впал - в глубине души сейчас по-своему переживал его слова.
Однако молчание длилось недолго. Из угла снова послышался хрипловатый голос неугомонного Калинушкина, который пытался вызвать на разговор сидевшего рядом Лапцуя.
- Мунко, а почему ненцев самоедами звали?
- Дураки звали.
- Так уж и дураки?
Лапцуй не отзывается. Но от Калинушкина отделаться нелегко.
- А жен у тебя сколько было?
- Одна жена, сколько.
- Одна? - недоверчиво переспрашивает Калинушкин. - А ты любил свою жену, Мунко?
- Ну, любил.
- А бил тогда зачем? Помнишь, рассказывал? - в голосе Калинушкина слышится торжество человека, уличившего ближнего в смертном грехе.
- Надо было, и бил…
Против такого аргумента возразить нечего, и Калинушкин умолкает, погрузившись в философию чужой мысли.
«Отбери ребят поотчаянней, - вспомнились Баландину слова начальника разведки. - Чтоб не моргнув в огонь и в воду. Не к теще идешь - к черту на рога…»
Новый человек начальник разведки, потому так и говорит. Отчаянных во взводе нет. На отчаянных воду возят. А у него североморцы. Матросы. Всю войну на Севере отгрохали, на скалах Мурмана. Немецких горных егерей вокруг пальца обводили. А уж те - дай бог каждому - вояки были… Пришлось попотеть, когда отбирал. Взвод - двадцать пять человек, ребята один к одному. И самолюбие у всех. Но отобрал. Асы высшей квалификации.
Баландин довольно улыбнулся, представив себе лица тех, кто вместе с ним томился сейчас в духоте и тесноте кубрика.
Ближе других к Баландину сидел главный старшина Влас Шергин. Этот человек с лицом гладиатора занимал в душе старшего лейтенанта особое место. Больше того - они были друзьями. Четыре года назад, в самом начале войны, Шергин спас Баландина, когда тот, раненный, барахтался в воде рядом с торпедированным кораблем. С той поры ничто не разлучало их.
Родом из поморского села, Шергин из тридцати лет своей жизни почти двадцать провел на море. Он мог бы рассказать о многом. О том, как десяти лет от роду нанимался покрутчиком[2] к деревенским богатеям. Как ходил за тюленями на промысловой шхуне. Как тонул, смытый за борт штормовой волной. Как один зимовал на острове, питаясь водорослями и ракушками. Моро калечило и мордовало его, но он не расставался с ним и любил, как однолюб любит женщину. На флот Шергина призвали перед войной. Отслужив два года на крейсере, он был переведен боцманом на «морской охотник», где Баландин был помощником командира.