— Туда!
— Нельзя.
— Почему?
— В тот район полет не заказан.
Вы рассказываете ему про прибор, про 114 причин, про...
— А вот этот дождь годится? — показывает он в неожиданном направлении.
Вы смотрите: точно, дождь, просто ливень! Откуда он взялся?
— А туда можно?
— Для вас? Пожалуйста.
Себе берегли, — добавляет второй пилот, — но ради вас готовы пожертвовать.
Самолет входит в дождь. На экране осциллографа видны знакомые импульсы. Работает прибор! За один полет вы измеряете большее число капель, чем все человечество за всю историю науки об облаках. Пролеты в нижней части облака, в средней, в верхней... Но в верхней не должно быть крупных капель, а они есть. Точно есть... А ведь по всем теориям их не должно быть. Так вот почему верхняя часть этих облаков давала радиолокационное отражение! Какие только объяснения не придумывали этому отражению...
Начинается обледенение — легкое, среднее, тяжелое, — а прибор работает.
Приземлившись, вы говорите своим верным друзьям — спаянному коллективу, понимающему вас с полуслова:
— Надо срочно проявить ленты.
— А мы не включали запись, — отвечают верные друзья-товарищи.
— Почему?
— Команды не было, — говорит молодой инженер.
— Ты ничего не говорил, — подтверждает механик.
Вы помнили, оказывается, все, кроме одного, и этого одного оказалось достаточно, чтобы перечеркнуть всю вашу работу.
Все к чертям собачьим пошло, — бормочите вы.
Даже механик не может найти в своей копилке подходящего утешения.
— Тише едешь — дальше будешь, — говорит он.
Но в действительности все прекрасно: прибор-то работает и в дожде, и в ливне, и при сильном обледенении, и помех значительных нет, и обнаружены крупные капли там, где о их существовании даже не подозревали. А потерянная запись — ерунда, ничего особенного. Прибор работает — вот что важно. Прибор, который хоть раз работал хорошо, уже будет жить вечно. Не он сам, так его собратья. Будут и удачные записи. А вы уже знаете, что один полет с вашим прибором приносит больше данных, чем все полеты человечества до вас.
Так что ваша история имеет хороший конец. А рассказы о хорошо работающих приборах похожи друг на друга, только трудности в их создании разные. Поэтому мы можем закончить эту историю.
Глава шестнадцатая,
в которой вы получаете заслуженную награду, или о том, что произойдет много лет спустя
Оторвавшись от толпы пассажиров, вы подходите к самолету-зондировщику, заткнутому в самый неудобный и дальний угол аэродромной линейки. Из окна самолета торчит знакомая коряга. Вы забираетесь в самолет. Вас озирают с удивлением — зачем этот человек здесь? Вы спрашиваете, что за прибор.
— Для измерения размеров капель осадков, — неохотно буркает кто-то.
— А как он работает?
— Как штык...
— Давно поставлен на самолет?
— Давно. Его установили здесь, когда самолетов еще не было.
— А кто его автор? — продолжаете вы тешить авторское самолюбие.
— Кто его знает. Какой-то ленинградец…
— Значит, работает прибор, — уныло констатируете вы.
— Работает, папаша, работает. С чего бы ему не работать?..
Идите, автор, идите, папаша прибора. Вы заслужили и получили самое полное признание, на какое только может рассчитывать автор прибора. Помнят и поминают (да и то лишь специалисты) только авторов плохих пиво а хороший прибор, как уши, как глаза, как нос здорового человека. Кто и зачем станет задумываться, как ими пользоваться или кто и как их изобрел и сделал? Не огорчайтесь: вас окружают сотни хороших приборов... Автоматический телефон, гетеродинный радиоприемник, цветной телевизор, электросчетчик, газовый счетчик, дверной звонок, часы, термометр... Но автора ни одного из них вы не знаете. А теперь и вы приняты в число творцов мира. Что из того, что девушки на улицах не замечают вас, а с восторгом и с замиранием сердца смотрят на проходящего киноактера. Что из того, что ребята, способные перечислить по фамилиям и именам несколько сотен футболистов и хоккеистов, не смогут даже припомнить, на какую букву начинается ваша фамилия. Что из того, что администратор гостиницы смотрит не на вас, а сквозь вас и отдает ожидаемый вами уже много часов номер актеру, футболисту, туристу, а то и иностранцу, который приехал учиться у вас или у таких же, как вы. Что все это значит, по сравнению с тем, что человечество — да, человечество! — увидело еще одну краску палитры природы, услышало еще один ее голос, почувствовало еще одно ее желание или рачительно сосчитало, сколько звезд на небе или капель в облаках, — в небольшом хозяйстве Вселенной точный учет имущества необходим.