Потом, когда дурман желания отошел на второй план, а Саш меня покинул, я повернулась на бок и свернулась калачиком, напрасно пытаясь прикрыться оставленной на теле рубашкой. А когда поняла тщетность усилий, просто спрятала лицо в ладонях. Нет, стыдно мне не было — это оказалось просто окончательным этапом эмоциональной разрядки — пугала дальнейшая перспектива развития собственной судьбы.
Не знаю, чем в это время занимался Саш, но вскоре сверху на меня опустился мягкий плед, укрывший и согревший оголенные ноги, а сзади прижался сам кадровик, и я совсем не возражала, когда он сделал из своей руки подушку для моей головы, аккуратно собирая разметавшиеся волосы. Я прикрыла глаза, лениво и неловко ощущая, как ладонь Преображенского по — хозяйски устраивается на моем животе, начиная вырисовывать там непонятные узоры.
— Зачем ты это сделал? — горечь все же пробилась на поверхность, и не задать самого главного вопроса я просто не могла. — Зачем сдал меня Диорну после того, что было?
— После того, что было, будь я человеком, я бы об этом пожалел, — в его голосе слышалась улыбка, которой я совсем не понимала. — Я же сказал тебе, я совершенно не ожидал, что вечер понедельника закончится настолько прекрасно. И встретился с тобой как раз после того, как виделся с Диорном, где и сообщил информацию о тебе. Моей ошибкой было то, что любопытство заставило меня подойти к скамейке, на которой ты сидела в парке перед «Сиянием». Дальше все было делом техники — со стороны лейнианцев. Они полностью проработали твою историю за ночь, и к утру я уже имел достаточно веские причины полагать, что ты являешься полукровкой. Те же сведения имел и Диорн. Во вторник я уже пытался предупредить тебя не встревать в конфликты с Артуром. Тогда и вмешалась личная составляющая. Но я сдержал обещание, и ничего о наших встречах никому из лейнианцев известно не будет.
— Неужели на тебя действуют мои приказы? — усмехнулась я, не понимая толком, от чего мне стало теплее: от пледа или присутствия Преображенского рядом.
— Твое влияние ощутимо, — совершенно искренне признался Саш. — Но ты ни разу не использовала его на мне, Лей.
Странно…он впервые использовал в голосе ласковую интонацию, когда произносил мое имя.
— Май сказал, что я могу быть родственницей Августа Лея.
Скрывать мне было нечего — особенно в свете предстоящих событий. К тому же все слова Преображенского я могла подтвердить доказательствами — и он действительно держал данные обещания.
— Это вселяет в меня надежду, что камера подействует на тебя, скорее как на лейнианку, чем на землянку.
— Не ври мне, Саш. Ты не знаешь, что такое надеяться. Если уж меня называют роботом, то ты…
— Что — то вроде компьютерной программы, никогда не делающей ошибок, — договорили за меня. — Просто помни: личное пространство есть не только у меня. Если что — то вдруг случится, ты всегда можешь обратиться к той половине себя, что скрыта глубоко внутри.
— Если, конечно, к тому времени еще буду жива, — горько усмехнулась я.
— Будешь, — уверенно отозвался кадровик, начав шевелиться сзади меня. Обернувшись, я обнаружила, что он принялся одеваться. Кажется, расслабляющий момент подошел к концу.
— Тебе есть, что сказать, помимо той информации, что ты предоставил у Диорна? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила я, оглядываясь в поисках своей части гардероба.
Преображенский замер, посмотрев на меня. Спокойствие в его глазах было ледяным.
— Я предпочитаю оставить все, как есть. Одевайся, Лей — нам пора ехать к тебе домой, — непоколебимо заявил он, окончательно раздавливая показавшиеся было ростки уверенности в том, что между нами станет возможным нормальный человеческий диалог.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О том, как просто все переворачивается с ног на голову
На этот раз мы действительно поехали ко мне домой. Пусть дорога и прошла в полном молчании, я почувствовала, что на душе становится спокойнее. Не знаю, то ли слова Преображенского так подействовали, то ли я с неизбежностью смирилась, но факт того, что встреча с лейнианской камерой все же предстоит, я наконец — то осознала и приняла. Получилось даже подремать немного. Гроза прекратилась к тому времени, как Саш остановил машину, так что выходила я пусть и на мокрый асфальт, зато сверху, за исключением крон деревьев, уже ничего не капало. Преображенский не сдвинулся с места, мне пришлось даже наклониться и заглянуть в салон: