Перед нами простиралась сплошная белая стена леса. Рампа просто примяла своим весом ветви густого сосняка, но соседние деревья, облепленные снегом и инеем, не оставляли никаких сомнений — дальше мы никуда не продвинемся. Я взглянул на экран бортового компьютера, проверяя показатели. Химический состав атмосферы был приемлемым для дыхания. Концентрация кислорода в воздухе немного превышала привычный уровень, но все еще была допустимой. А вот температура окружающей среды…
— Мой датчик показывает минус сорок, — услышал я голос Ковалева.
— Мы были готовы к этому.
— Ну да⁈ — то ли спросил, то ли съерничал майор, пытаясь спуститься по скользкому трапу рампы к деревьям. — Слишком густой лес, мы даже не выйдем из корабля!
— А вот к этому мы уже не были готовы, — резюмировал я.
Мы огляделись. В свете мощных прожекторов глухая ночь в этом диком заснеженном лесу некогда родной полосы показалась мне какой-то нереальной. «Абсурд» — первое слово, пришедшее мне в голову. Я смотрел на этот дремучий лес, которому по нашим подсчетам было уже без малого полторы сотни лет, и не верил своим глазам. Если наша средняя полоса теперь вся в таком виде, то следы некогда могучей цивилизации мы будем искать очень долго.
— Вернемся внутрь, — предложил Ковалев, — какой смысл торчать тут на холоде? Нужно как следует пораскинуть мозгами.
Возразить мне было нечего, и мы подняли рампу. Когда мы вернулись, группа уже успокоилась. Пилоты все еще пытались связаться с «Магелланом» или другими шаттлами, но пока безрезультатно. Остальные члены десантной группы приводили в порядок салон и свою амуницию. Многочисленные сигналы тревоги были уже отключены, а потому на борту царило деловое оживление, ничем не выдававшее пережитую панику. Рвотные массы были убраны, ложементы приведены в сидячее положение, в грузовой отсек то и дело кто-то шнырял, возвращаясь обратно с приборами, датчиками, планшетами и едой.
Несмотря на то, что по званию я был старше Ковалева, фактически нашей группой руководил именно он. Я плюхнулся на свое место, стараясь призвать к порядку собственную голову. Внимание то и дело перескакивало с одной мысли на другую, мешая сосредоточиться и охватить картину в целом. Майор же, постояв в проходе подбоченившись, выдал здравую мысль:
— Герман Степанович! — я резко обернулся. Ковалев был первым, кто назвал меня по имени и отчеству за последние две сотни лет. Резануло слух, но я понял, что таким образом он сглаживает острые углы субординации. Он — майор, я — полковник. Обращаясь друг к другу по имени, никто из нас не потеряет лицо, но при этом всем будет понятно, что командует именно майор.
— Давайте-ка соберем брифинг в кабине пилотов, — предложил он.
— Не возражаю, Егор Васильевич, — подхватил его идею я и решительно встал. Мы направились в кабину по узкому проходу. Нас пропускали, прижимаясь к бортам.
— Кстати, можно просто Егор, — предложил Ковалев, обернувшись на ходу.
— Тогда просто Герман, — согласился я, и мы прошли в кабину пилотов.
— Связь? — с порога спросил майор пилотов, но те лишь руками развели.
— Ощущение, что на этой чертовой планете «Ермак» — единственный источник радиосигнала.
— Маяки «Смелого» и «Смирного» уже запеленговали?
— Никак нет, товарищ майор.
— Спутники связи на орбите? — продолжал перебирать варианты руководитель отряда ОНР.
— Их мы тоже ищем, — ответил второй пилот. — Их должны были запустить еще раньше нас, чтобы обеспечить бесперебойную связь с «Магелланом», но и они молчат.
— Так… — протянул Ковалев, хмурясь, — «Магеллан» не спутник, не игрушка. Такую махину видно с земли невооруженным глазом. Небо уже сканировали?
— Пока крейсер совершает облет Земли, мы ничего не увидим, — резонно заметил первый пилот.
— Сколько ждать до выхода «Магеллана» с другой стороны планеты? — вступил я в разговор.
Второй пилот открыл голокарту с изображением Земли и ввел параметры.
— Когда нас начали спускать, высота орбиты «Магеллана» над Землей была четыреста двадцать километров. При скорости движения по орбите в тридцать тысяч километров в час они должны будут появиться в поле зрения через… — пилот завершил ввод данных, и компьютер выдал приблизительную орбиту и время, —…через шестьдесят пять минут.
— Отлично, — сказал Ковалев. — У нас есть час, чтобы провести диагностику систем «Ермака», просмотреть весь наш путь, начиная с выпадения из луча и заканчивая полетом и посадкой. Может, увидим что-то полезное.