Наконец было созвано очередное совещание рабочей группы, на котором были собраны воедино все имеющиеся данные. Группа во главе с капитаном «Магеллана» молча выслушала доклады всех команд, принимавших участие в наблюдении за Землей. И то, что мы узнали, просто не укладывалось в голове.
Если быть откровенным, я не знаю другого человека, за исключением нашего капитана, способного так спокойно и хладнокровно подвести итоги. За время брифинга ни один мускул не дрогнул на его суровом сосредоточенном лице. На других же членов рабочей группы было больно смотреть. Инженер службы безопасности, невысокий полноватый мужчина, все доклады слушал, стоя в стороне, хмуро вглядываясь в смотровое окно кают-компании. Его лица никто не видел, но зато все видели, как он вздрагивал после каждого доклада. Старпом стоял напротив меня, и выражение его лица говорило о том, что с его психикой после заседания придется повозиться. Он впал в ступор. Глаза его смотрели одновременно и на, и сквозь меня. Я был готов поклясться, что он вообще сейчас ничего не видит. Научный руководитель полета застыл, закрыв лицо руками, время от времени опуская голову к самому столу и сжимая в кулаках свою густую шевелюру. Костяшки его пальцев при этом похрустывали и белели.
ШОК. Другим словом описать состояние присутствующих я не мог. Я сам себя не помнил в тот момент, поскольку постарался абстрагироваться от происходящего. Мне так было легче. Иначе свихнуться было лишь делом времени.
— Прошу садиться, господа.
Голос капитана прозвучал, словно приговор, но все же вывел всех из ступора. Старпом моргнул и вышел из оцепенения. Инженер безопасности медленно вернулся к столу и сел на свое место. Научный руководитель полета поднял голову и уставился на капитана. Тот встал.
— Подведем итоги, — сказал капитан, опершись на стол. — Наше путешествие завершилось на сотом году полета, когда ЦУП «Магеллана», получив второй сигнал бедствия с Земли, принял решение разбудить экипаж. Получив третий, контрольный сигнал, мы приняли решение возвращаться. Спустя еще сотню лет криосна мы вернулись к исходной точке. За время полета мы дважды пронзили пространство червоточинами, и суммарно весь наш путь занял двести лет. Первую часть полета, то есть около пятидесяти лет, мы получали обнадеживающие сигналы с родной планеты. Уйдя сквозь червоточину, мы потеряли возможность общаться с Землей без задержки во времени. Сведя воедино все факты, предоставленные нам группой связи, можно предположить: то, что произошло с нашей планетой, случилось с ней на семидесятом году нашего путешествия. Стало быть, в ТАКОМ (капитан выделил это слово) состоянии Земля находится уже сто тридцать лет. Что мы имеем сейчас? Первое. Состав атмосферы, гидросферы и литосферы планеты почти не изменился. Сотые доли процентов не в счет. Сейсмическая активность в пределах нормы, однако имеются значительные изменения в расположении литосферных плит. Вывод: пребывать на поверхности планеты безопасно. Второе. Температура ядра снизилась на тысячу градусов по Цельсию. Средняя температура воздуха на поверхности планеты понизилась на 10 градусов. Ледяной покров на полюсах продвинулся к экватору на три тысячи километров. Вывод: на планете сейчас очень холодно. Третье. Из сорока миллиардов жителей Земли в живых осталось не более ста миллионов. Они разрозненными группами проживают на обширных территориях, почти не имея связи друг с другом. Вывод: наши потомки пережили глобальный катаклизм небывалых масштабов. И пятое, — капитан нахмурился еще сильнее, но, выдержав паузу, продолжил. — Судя по всему, земляне сейчас находятся если и не в первобытнообщинном строе, то в эпохе феодализма. Нет четких границ государств. Не уверен, что вообще есть государства. Нет мегаполисов. Нет технологий. Нет связи. Ни одного спутника на орбите. Ни одной вышки на поверхности. Нет космопортов. Никакой инфраструктуры. На месте лунной колонии — гигантский кратер. Ни на планете, ни в Солнечной системе нет радиоволн. Нет даже электричества.