- Чепуха это, - сказала Надя.
Подобно оратору, только что закончившему вдохновленную речь, Андрей, сделав драматическую паузу, еще слушал отголосок собственного голоса и не сразу её понял.
- Почему это чепуха, - сказал он тихим и как-то сразу севшим голосом.
- Чепуха, потому что чепуха, - сказала Надя. - Я многих спрашивала, и все отвечают по-разному. Николай про долг вспомнил, Власу люди на Земле не нравятся, а ты о возвышенном речи завел. Но все это неправда.
- Почему неправда?
- Потому что все это личное. Это объясняет, почему мы здесь, каждый из нас по отдельности, но не объясняет, зачем.
- И что оно означает, это твоё - "зачем"?
- Экономику, - сказала Надя. - В первую очередь, конечно же, экономику.
Она засмеялась и положила руку Андрею на предплечье. Хотела на плечо, но дотянулась только до предплечья.
- Андрюша, - сказала она как можно ласковее, - я ведь не романтик. Я занимаюсь первобытными культурами, а это в первую очередь экономика и хозяйство. Меня интересуют причины, а причины всегда были в экономике. Я, конечно, не ставлю ее во главу угла, да и никто не ставит, но влияние экономического фактора со счетов сбрасывать не стоит. Так вот, с экономической точки зрения наше пребывание здесь бессмыслица. Тут Агафоша прав.
Надя нагло врала. Не занималась она экономикой и хозяйством. Она занималась искусством и мифологией. Но Балбес об этом не знал и проверить не мог.
- Нет, не понимаю я, - сказал Андрей. - Как такое возможно? Если бы сектор был экономически нецелесообразен, то нас бы здесь не было!
- Вот именно, - сказала Надя. - Это так, и тем не менее, мы с тобой здесь. И я думаю - зачем?
Она остановилась, беззвучно шевеля губами, словно бы пережевывая какую-то мысль.
- А может быть, мы здесь, потому что не нужны Земле, а? - сказала она тихо. - Ведь когда не получается с экономикой, то надо искать в социологии. Может быть, Земля выбрасывает нас в космос потому, что мы ей не нужны, да к тому же еще и опасны? Словно какой-то клапан работает, как на паровой машине, слышал когда-нибудь про паровые машины?
- Ну Надя, - сказал Андрей.
- И вот как машина сбрасывает пар, так и Земля сбрасывает нас к черту на рога за пределы Системы. Чтоб мы кроили миры, губили, гибли, строили и рушили, но где-нибудь подальше, подальше от них? Вот ты подумай: социологи сто лет поют дифирамбы нашему мироустройству. И в самом деле, все очень как-то хорошо получается. Очень все ровно, стабильно, без катаклизмов, даже войн нет. А с чего бы их нет? С чего бы человечество перестало воевать?
- Ну ты, Надь, говоришь. Война - это же глупо.
- Почему это глупо? Десять тысяч лет не было глупо, а теперь вдруг стало? Условия изменились? Нет. Времена другие? А что с ними станется, с временами? Нет причин? Они всегда были. Так в чем дело, Андрей? Так я тебе отвечу: нас там нет. И, может быть, слава богу? Может быть, нам лучше здесь? Может быть, всем лучше, что мы здесь? Если весь миропорядок построен на том, чтобы сплавить нас куда подальше, так может быть, пусть так и будет? А когда настанет время возвращаться домой, нам скажут шиш? Что мы будем делать тогда?
- Чего ты загнула, Надь...
- Да, - сказала Надя, - это я что-то загнула. А так, в общем, я ведь права, правда?
- Не знаю, - сказал Андрей, - не думаю... И ты знаешь, я где-то что-то подобное читал. Кажется. Только я не помню, где...
- Я знаю. Это называется теорией о границе. Ее очень давно придумали. И совсем по другому поводу. Тогда речь шла о Земле, и еще никто не думал о космосе.
Она помолчала некоторое время.
- Наверное, это правильно. В конце-то концов, пока срабатывало. Но меня учили, что за все надо платить. Может, не сразу, но расплачиваться приходится всегда. И это верно по отношению к Земле. Границы там закончились - и закончились довольно быстро. Но наша граница бесконечна, бесконечна по своему физическому определению. Так я все думаю, что будет дальше. В идеале, конечно, рано или поздно мы заселим всю Вселенную. К тому моменту мы, конечно, вымрем, но это ладно. Но я все думаю не о том, что будет с нами, а о том, что будет с Землей. Все-таки Земля - животное теплокровное, а никакое животное не может без конца выплескивать свою кровь в пустоту. Мы здесь ничего не даем Земле, а уходя с нее, забираем свои мысли, свою кровь, свои силы. Земля остынет рано или поздно, а мы здесь разбежимся, разойдемся, растеряемся, растечемся по Вселенной, пока не исчезнем без следа...
- Напугала я тебя, да? - сказала она вдруг уже другим голосом. - Ну ты мне не верь. Если всё так и будет, то еще очень нескоро...
- Значит, по-твоему, все это зря? - с неожиданной злостью сказал Андрей.
- Что зря?
- Ну все, все наше...
- С чего ты взял?
- Ну ты же сама говоришь, что зря, незачем, не нужно... Не так, что ли? Нет, не права ты совсем. Не может быть, чтобы все это было зря. Мы работаем на Землю, если хочешь знать. Всегда работали и работать будем. Думаешь, зачем мы строим этот рудник? Сектору он тоже нужен, но двадцать процентов добычи пойдет в сектор B. А сектор B - это почти Земля.
- Балбес, ты сердишься, а значит, ты не прав.
- Я тебе не Балбес! Ты говоришь про Землю как про планету. А Земля - это люди, в первую очередь. Ты говоришь, что мы не нужны Земле, а это что получается - мы сами себе не нужны, так?
- Я не это имела в виду.
- Ты сказала, что хотела. И ты не права. Можешь что хочешь думать, но ты не права.
- Да ладно, плюнь. Ну сказала, так сказала. Что нервничать-то?
- Да нет, ну в самом деле... Может быть, у вас, в исследовательской службе, говорят, что хотят, а у нас за слова спрашивают. Тут люди работают, строят, кто-то себе жизни гробит, а ты говоришь, что все это только для того, чтоб на Земле-матушке без нас было хорошо и спокойно.
- А что, не так?
- Не так!
- Обоснуй.
- Не знаю, не умею я. Но я тебе говорю, не может все это быть только ради чьего-то там спокойствия. Или стабильности там.
- А чем плоха причина? Половину самых кровавых злодеяний в истории совершили ради спокойствия и стабильности. Если не все.
- А все-таки...
Закончить мысль Андрей не успел. Почти одновременно на их шлемовых экранах вспыхнул красный огонек экстренного вызова.
- Это Николай, - сказала Надя. - Узнал-таки. Сейчас буду получать по шее.
- Ноль четырнадцатая слушает, - сказала она.
В отличие от полуавтоматической рации Андрея, ее станция уже прощупала эфир, выбросив на стекло шлема обзорную сетку. Просмотрев её, Надя поняла, что дело тут не в ее самовольной отлучке. Она знала, что гравитационный ретропередатчик причала настроен на четыре постоянных луча. Связисты работали на одном, два были на всякий случай, а четвертый предназначался для Центра. Сейчас работали все четыре луча. И те, что на всякий случай, и тот, что был направлен на Центр.
- Говорит станция, - сказали наушники голосом Николая. - Ноль восьмой и ноль четырнадцатая, немедленно возвращайтесь.
- Принято, - сказала Надя, - ноль четырнадцатая и ноль восьмой возвращаются на базу.
Уточнять, зачем, она не стала. Привыкла: если говорят "немедленно", это и означает - немедленно. Без вопросов и уточнений. Андрей также ни о чём не спросил. Он тоже знал значение слова "немедленно".
Дверь в дежурку была открыта. Оттуда, словно волной, ударило приглушенным гулом множества голосов. В комнате было сизо от дыма, и вентиляторы отчаянно гудели, изо всех сил стараясь проветрить до отказа набитое людьми помещение.