Надя сделала несколько панорам, а потом перебралась поближе для крупных планов.
- Осторожнее, робот! - сказал ей Андрей.
В метре от нее, помахивая клешнями, мирно стоял высокий стройбот. Заметив Надю, он вдруг поднял верхний правый манипулятор и забавно помахал им, сгибая суставчатую ладонь. Надя сняла и его, с позиции снизу - она даже присела для увеличения эффекта - всего в контрастных тенях, в лучах восходящего солнца.
Надя очень много снимала, из самых разных позиций, и делала это не только из любви к искусству. Просто ей было неловко торчать без дела, когда вокруг кипела работа. Она изо всех сил старалась доказать - себе в первую очередь - что находится здесь не просто так, что тоже занята делом.
В самом начале Федор прицепил её самостраховкой к балке у подножия пятой штанги, чтобы она сидела тихо и смотрела издалека, как работают взрослые дяденьки. Но Надя, конечно, тут же отцепилась и полезла на самую верхушку штанги, чтобы сделать снимки оттуда. Федор вернул Надю на место, но через минуту она опять была в гуще событий - помогала Андрею тянуть тросы. Федор, поборов в себе желание еще раз пристегнуть ее к балке, только на этот раз мазнуть по защелке карабина лучом лазерной сварки, махнул на нее рукой.
А работа вокруг в самом деле если не кипела, то по крайней мере бродила, как бродит в закипающем чайнике вода. Ребята пробрасывали тросы, натуго закручивая резьбу на старинных механических талрепах, с помощью домкратов и стройботов поднимали штангу, совмещая ее пятку с коленом платформы, и переговаривались между собой на каком-то особенном, диковинном языке, возникшем, кстати сказать, из-за присутствия на объекте Нади. Этот язык был очень прерывист (из-за того, что ребята постоянно сглатывали некоторые слова), пестрел в изобилии многочисленными кряхтениями и эканьями, что делало его на диво лаконичным.
- Трос, трос, - кричали мужики, - тяни ма... тебя, чтоб...
- ...Ты... бббб... сваркой своей... па... осторожней, короче...
- Эй, Балбес, энергию дай! Да куда ты смотришь, п... э... с ушами.
- Все, мужики, на х... в общем, не полезу я туда больше.
Разговоры эти жутко веселили Надю, и она уже начала подумывать выдать при случае какой-нибудь особо изящный монолог в стиле старины Макса, но быстро передумала. Во-первых, потому что случай все не представлялся, а во-вторых, потому что знала, с кем имеет дело. Строители испокон веков были на редкость консервативны. Может, сдавали на ежеквартальной аттестации зачёты по патриархальной непрошибаемости. А результаты получали в миллиметрах корабельной брони. Николай - 720 миллиметров - крейсер. Фёдор - 1124 - тяжёлый крейсер дальнего действия. Сами виноваты, подумала Надя про мужиков. Ваша, как там ее, джентльменская совесть не позволяет вам разговаривать со мной как с человеком? Ну так идите вы на хрен вместе с вашей совестью.
Солнце, которое здесь не признавало иных путей, кроме прямых, уже переползло зенит и потихоньку подбиралось к западному горизонту, когда они начали поднимать штангу. Ее вес был здесь ничтожен, но масса-то никуда не пропала - тросы вытягивались в тугие струны, перебарывая ее стремительное желание от любого толчка с силой завалиться набок. Мужики потели от усилий в своих взопревших изнутри скафандрах. Системы охлаждения работали в желтом режиме.
Николай и Федор стояли теперь у самой пятки, направляя ее в нужные пазы, работая домкратами и рычажками. Стройботы, что высились за их спинами, не столько помогали, сколько подстраховывали. Надя, стоя в задних рядах (на этот раз Федор был непреклонен), следила камерой за верхушкой штанги, очерчивающей в небе пологую дугу. Иногда из-за резкого рывка штанга начинала дрожать, и тогда по тросам шли страшные беззвучные волны. В такие минуты Наде казалось, что радиоэфир трещит от общей электризованности. Но Федор снова поднимал руку - и работа возобновлялась.
Наконец штанга встала.
- Все, мужики, - раздался в эфире голос Николая, - хватит, обед.
Обедали в капонире, который здесь называли дежуркой. Сидели прямо на полу или на тюках с металлотканью - все в скафандрах, только сняли для удобства перчатки и шлемы. Огромные, с непропорционально маленькими головками, торчащими из массивных воротных колец, они сидели плотным кружком, упираясь друг в друга литым пластиком тяжёлых наплечников. И Надя на этом сборище великанов была самой маленькой великаншей.
На обед были консервы. Они вскрывали банки и пакеты, пили сок из пластиковых мешков и, конечно же, разговаривали (священный ритуал молчанки, похоже, исполнялся только за ужином).
Даже отдыхая, они все еще были на работе.
- Шестую мы сегодня установим, - тихо говорил Федор, - а что потом? Будем ее добивать или пойдём прокладывать рельсы?
- Я не знаю еще, Федор, - сказал Николай.
- Нехорошо прыгать с места на место, - покачал головой Федор. - Хвостов у нас много.
- Ну говорю тебе, не знаю, - отрезал Николай.
"Нет, - подумала про него Надя, - знаешь. Да только пока не говоришь".
- С этим объектом одни беды, - объяснил Николай Наде, - его вообще не было в проекте. Потом решили - "нужно". Потом подумали и решили, что, в принципе, не очень нужно. Потом опять передумали. Вот и болтаются, как дерьмо в проруби, а мы тут бегаем с резаками. То тут начнем, то там, сами уже запутались, что мы делаем.
- И кому это все надо, - неожиданно подал голос Агафангел. Поначалу никто даже не понял, кто это сказал, а потом все ошарашено уставились на механика, как туристы на только что взорвавшийся гейзер, про который им успели сказать, что он извергается раз в триста лет.
Даже Федор его не понял и начал объяснять просто и доходчиво, как ребенку:
- Вообще-то причал здесь нужен. Очень, понимаешь, удобное место для причала. И то, что его все-таки строят - это уже хорошо. Камень нам попался большой, прочный, хоть весь его складами изрой, орбита у него низкая, поднимать сюда боты удобно, а дальше руду повезут автоматы.
Но Агафангел и сам это знал. Интересовали его проблемы гораздо более глобального масштаба.
- А дальше? - спросил он скучно, вяло грызя плитку шоколада.
- Что дальше?
- Что дальше с рудой?
- На заводы её.
- А зачем?
Все уставились друг на друга в полном недоумении. Могли бы заподозрить какую-то шутку, если бы не знали, что Агафангел никогда не шутит. Первая во всем разобралась Надя.
- То есть зачем вообще все это нужно? Этот сектор, стройки, исследования, расширение сферы влияния, зачем мы вообще лезем в космос? - спросила она.
- Да, - сказал Агафангел и замолчал.
- Ну то есть как это зачем, - сказал Федор. Вопрос сбил его с толку. - Ну раз есть, то значит, так надо, я полагаю. Все растет, все расширяется, людей у нас все больше и больше. Как-то их всех кормить-поить надо, как ты думаешь, да? Значит, нужны заводы, нужна руда, нужны мы.
- Ты не понял меня, дядя Федор, - сказал Агафангел. - То что ты говоришь, известно. Но вот подумай. Это второй сектор освоения, а их у нас два. Еще есть сектор B и сама Солнечная система. Восемьдесят процентов человечества живет на Земле или, в крайнем случае, в пределах Системы. Если смотреть объективно, мы их не кормим. Они живут за свой счет, ну и, может быть, за счет сектора B. А если смотреть совсем объективно, это мы живём за их счёт! И даже вернись мы все в одночасье, ничего не изменится. Места в пределах Системы хватит всем. И даже детям нашим хватит. И внукам. И все это знают. Но, тем не менее, мы здесь. И я хотел бы знать, почему.