Последние слова механик договаривал почти что шёпотом. С каждым новым словом он всё глубже и глубже втягивал голову внутрь скафандра, словно черепаха в панцирь. Потом голова неожиданно вынырнула обратно.
- Под словом "кормим" я имел в виду не только кулинарную сторону вопроса, - пояснил он.
Строители молчали. Они были удивлены. Но не речью Агафангела, а самим Агафангелом. Вот чудак человек, сказал бы Федор, чем себе голову забивает. Но он молчал. Надя, для которой этот вопрос вовсе не был неожиданностью - ей даже успели порядком поднадоесть подобные дискуссии - тем не менее, тоже молчала. Молчал и сам Агафангел - пил себе сок с абсолютным безразличием к происходящему. Видимо, побил рекорд по красноречию за последние десять лет. И потому заговорил Николай.
- Ладно, - сказал он, - хватит. Если ты хочешь знать мое мнение, то я тебе отвечу так: мы здесь, потому что мы здесь. И мы должны здесь работать. Так что пошли. А то, знаете, это, мм, болтать, во, это не мешки ворочать.
И подавая всем пример, встал. Одел перчатки и шлем. Люди засуетились, поднялись. Кто-то торопливо собирал пустые упаковки в контейнер утилизатора.
- Ребята, кто-нибудь едет на базу? - спросила Надя.
- Да, - сказал Влас, - я, через час.
- Хорошо, - сказала Надя, - тогда я с тобой.
- Не обращайте вы внимания на Агафошу, - сказал Влас по дороге на базу, - с ним такое бывает.
- И часто?
- Да не так, чтоб очень, но бывает.
- А сам ты что думаешь?
- Насчет чего?
- Насчет того, зачем мы здесь.
- Мы здесь, потому что мы здесь - так, по-моему, Колька сказал? Коля прав.
Приседая на рессорах, транспортер тяжко полз вверх по склону. Солнце уходило за горизонт, и все вокруг было в тени, в особой тени безатмосферных планет: не густой и не прозрачной, не темной и не светлой, а просто черной - и все.
- Только я, честно сказать, не совсем понял, что там Агафоша от нас хотел. - Неожиданно продолжил Влас. Может, тема его зацепила, может, просто хотел поболтать. - Чтобы мы все на Землю вернулись, что ли? Тогда я не согласен.
- Это почему?
- Что я на этой Земле не видел?
- А ты там был?
- Не-а, - сказал Влас. - Как-то на отпуск хотели туда съездить всей бригадой, да только не помню, помешало нам что-то.
- Тогда чем тебе Земля не угодила?
- Так на Земле же земляне! А у меня эти земляне вот где сидят...
Свободной от управления транспортёром рукой Влас показал, где у него сидят земляне.
- И почему это?
- Говоришь, будто сама с ними не сталкивалась...
- Конечно, сталкивалась. И до сих пор сталкиваюсь - каждый день. В зеркале. Я ведь тоже землянка.
- Что, правда, что ли?
- Я там родилась.
- А выросла?
- Выросла здесь.
- Так это совсем другое дело. Тут много кто родился на Земле. Коля сам, например, тоже с Земли. А ведь ничё мужик. А вот посмотри, например, на какого-нибудь такого гада, который к нам оттуда приезжает. Турист какой-нибудь, чинуша, инспектор, журналист, мать его, ходит гад и глядит на тебя, как на говно. Видала, небось?
Хоть тон Власа и задевал её, тем более что выслушивать подобное ей приходилось неоднократно, но с последними его словами Надя не могла не согласиться.
- Видала, - сказала она, - с чего бы не видать.
- То-то и оно. Нет, не хочу я к ним на Землю. Там, мужики говорят, чуть что, так даже в глаз никому не дашь - культура. А если кто-то просил, чтобы ему в глаз дали? Тогда что?
- Тогда не знаю.
- То-то и оно. А Агафоша нам тут речи развел, чем вам типа на Земле хуже. Да всем хуже! Там, говорят, уже и работать не надо, и реки молочные бегут, а все едино здесь лучше. Здесь другу гравиграмму пошлёшь, типа: "Васька, приезжай, тоскливо мне что-то. Нет, не помираю, не больной, на душе просто хреново" - так он к тебе с другого конца сектора прилетит.
Влас остановил машину.
- Ну что, - сказал он, - вот и приехали.
- А где станция? - спросила Надя.
- Сейчас покажу, - зафиксировав колеса, Влас спрыгнул на грунт. Обогнул транспортёр и помог выбраться Наде.
- Мы вроде как не отсюда стартовали?
- Правильно. Здесь склады.
Надя ничего не видела. Кажется, они стояли у стены.
Влас повернулся к транспортеру и вытянул из-под сиденья ручной фонарь. Включил - и стена превратилась в отвесную скалу.
В центре скалы размещались большие оранжевые ворота - толстые, рельефные, богато разукрашенные какими-то полосами, штриховками, цифрами и аббревиатурами. Всё это что-то обозначало, возможно, жизненно важное, но разобраться в мешанине символов не было никакой возможности.
Влас подошел к воротам и, откинув крышку, обнажил разноцветное моргание контрольной панели. Нажал что-то - и ворота мощно, но беззвучно, поползли вверх.
- Пошли, - сказал Влас.
Они зашли в переходник, пустой и гулкий. Гулким он быть не мог по причине отсутствия воздуха, но Наде казалось, что такое большое темное помещение обязательно должно быть гулким. Переходник не работал. Его внутренние ворота были открыты, и за ними тоже был вакуум.
Склад был не освещён, и Надя могла только догадываться о назначении громоздящихся в темноте пирамид пластиковых контейнеров. В наушниках звякнуло - это подъехала откуда-то сбоку плоская роботележка. Они с Власом забрались на нее и покатили по узким складским улочкам, образованным сложенными штабелями.
Надя сразу запуталась в этом хаосе, хотя курсограф в ее скафандре работал исправно, выбрасывая на лобовое стекло план окружающей местности с тонкой пунктирной линией проделанного пути. А Влас, похоже, знал склад назубок, потому что провел тележку ровно к нужному месту, к уложенным аккуратными стопками упаковкам с "сухариками" - прессованными брикетами сухой смеси для кислородных аккумуляторов. Вдвоем с Надей они нагрузили ими полную тележку. Потом уселись сверху и двинулись, как показалось Наде, к выходу. Снова они ехали мимо контейнеров, ящиков, тюков.
- Здесь большое строительство, - сказала Надя.
- Сейчас - нет, - ответил Влас, - но вот когда начнем копать склады - вот тогда будет большое. Сами мы не справимся, сюда будут докидывать бригады со спутника.
Он остановил тележку.
- Куда мы приехали? - спросила Надя.
- К лифту, - ответил Влад.
- К лифту?
- Ну да. Мы сейчас прямо под диспетчерской. Поднимешься на самый верх, прямо по коридору, вторая дверь налево, там увидишь, написано "переходник". Зайдешь - и уже дома.
- Подожди, - сказала Надя, - я не поняла. Если есть лифт, то зачем мы с утра по горам ползали?
- Так удобнее, - сказал Влас. - Здесь переходник временный, маленький, больше одного человека не пропускает. Да и лифт только пассажирский - грузовой мы еще не запустили.
В наушниках опять звякнуло. Распахнулись двери лифта, залив все вокруг ослепительно белым сиянием.
- Ну давай, - сказал Влас, - тогда до вечера.
- А с погрузкой ты как? Помощь не нужна?
- А зачем, - сказал Влас, - сам, что ли, не справлюсь?
Надя спрыгнула на пол. Влас протянул ей руку, закованную в металлопластик, и они обменялись рукопожатием. Потом он развернул тележку и через мгновение сгинул в темноте.
Надя вошла в лифт. Лифт был обыкновенный, скоростной. Из-за яркого искусственного освещения Надя никак не могла отделаться от ощущения, что снаружи есть воздух, хотя прекрасно знала, что никакого воздуха там нет.
Лифт остановился. Распахнул двери. Надя выбралась в коридор.
В коридоре горела каждая третья лампа, и это не столько разгоняло, сколько сгущало окружающую темноту. Надя медленно двинулась вперед. Ей вдруг стало тоскливо и одиноко. И страшно. Изгибы коридоров и распахнутые двери таили в себе мрак, и во мраке была опасность. В этом мраке бродили страшные ночные звери, что стерегут всякого дерзнувшего выбраться за предел теплого желтого кружка, обозначенного походным костерком. Для любого другого такие понятия, как костер и ночной лес, были лишь яркими символами, за которыми ничего не стояло, но Надя прекрасно помнила и запах костров, и ночную перекличку волков, и ощущение глухой и беспощадной угрозы, что исходила от тьмы, скопившейся между стволов деревьев.