«…Это не дождь шумит,
Это не гром гремит,
Это моя печаль, — чайкой к тебе летит…»
…Никто и никогда не говорил ему этих слов. Он уже и не ждал их ни от кого. Под мелодию этой песни он всегда вспоминал их первую «встречу», — Ленинградская осень, холодный дождь, и афиша на стенде Дома Культуры…
* * *
…В свои 40 лет, осенью 1978 года Олег женился… Женился, выполняя волю угасавшей от рака матери, которая воспитала его одна, — без отца, погибшего в Чехословакии в самом конце войны. По–старинке сосватав сыну невесту Анечку из соседнего села, — угловатую, скромную, перезревшую «в девках». Некрасивую и худенькую, с печальным взглядом влажных сливовых глаз, и тяжелой пшеничной косой…
Свадьба отгремела бубенцами и гармошками положенные три дня, на радость землякам, и молодожены уехали в Мурманск. Покладистый, спокойный сибирский характер супругов позволил им создать вполне благополучную семью. Вековые, впитанные с детства патриархальные устои сибирской деревни в отношениях Олега и Ани, — стали залогом и основой их семейного счастья — в его обычном понимании.
… В декабре 1979‑го «А жизнь продолжается» в исполнении Пьехи была признана лучшей песней года… В этом же декабре, словно подтверждая и соглашаясь с названием песни, в семье Морозовых появилась Полина, синеглазая Поленька…
* * *
Тихая и покорная Анечка с пониманием и уважением отнеслась к безответной юношеской любви Олега. Портрет Эдиты Пьехи на стене в их комнате — ничуть не смущал её. Эту «странность» своего супруга она приняла спокойно, с некой долей безразличия, отнеся её к издержкам морской профессии мужа.
По иронии, или, скорее, — по усмешке Судьбы, — дни рождения Эдиты Пьехи и Анечки — совпадали. И каждый год, — 31 июля Аня накрывала большой праздничный стол для многочисленных гостей. Обязательно за этим столом была специальная чистая тарелочка и высокий бокал. О «назначении» отдельного прибора знали лишь они с Олегом. Но даже это не вызывало у неё ревности и досады. Даже в такие дни она не могла увидеть в Пьехе свою соперницу.
Ведь, как бы там ни было, — из дальнего плавания он возвращался домой, — к ней. А Эдита Станиславовна была так далека, так сказочно нереальна и недосягаема. У неё была своя, звёздная, эстрадная жизнь и судьба, — которая никак не могла «пересечься» с судьбой простого полярного капитана, пусть даже и успешного. А значит, никакой «опасности» для неё, — Ани Морозовой, в самом существовании певицы, — не было.
Любовь, — это всё–таки что–то очень абстрактное, неосязаемое, почти несуществующее, наверняка же, — несуществующее и выдуманное. В любом случае, — любовь, — не самое главное условие для семейного счастья, — в этом Анечка была совершенно убеждена. О том, что Олег её не любит, она догадывалась, и очень спокойно к этому относилась. А его любовь к другой женщине, — совершенно не смущала сибирячку. Тем более такая «странная», смешная любовь… стыдно кому сказать! Она её не понимала, и не принимала всерьёз, считая простой блажью. Мужчины, вообще, странные люди. Кто–то из них готов часами ковыряться под капотом машины, или сутками сидеть у ледяной лунки, в надежде на скудный улов. А иные не представляют жизни без кроссвордов или футбола. Разве это нормально? Нет, конечно… Конечно, нет…
* * *
Вы когда–нибудь видели Пьеху на сцене? Вы знаете как Её принимает публика? Как загораются глаза и светлеют лица Её поклонников, зрителей, пришедших на концерт любимой певицы…
Костюмы–плащи из «прозрачного газа», знаменитые Пугачёвские «балахоны», — вовсе не Пугачёвские. Впервые в таком платье перед зрителями появилась именно Эдита Пьеха в те времена, когда о Пугачевой еще не знали.
Именно она, — первая из советских певиц обратилась к зрительному залу как к собеседнику. Это она отстегнула микрофон от стойки, и тем самым «отстегнула» себя, став первой двигающейся певицей, нарушив устойчивые и незыблемые традиции советской эстрады. Лёгкая и изящная, красивая, невесомая, неземная… Здесь в Ленинграде впервые прозвучало в её адрес ныне такое привычное сочетание «женщина без возраста», — расхватанное и примеряемое теперь более «раскрученными» молодящимися поп–дивами.