Скаландис Ант
Причастные - Новый поворот
Ант Скаландис
Причастные. Новый поворот.
Той, которую я люблю
ПРОЛОГ
Киев встречал меня не слишком ласково.
Садились сквозь густую облачность, а на летном поле холодный и влажный ноябрьский ветер сразу хлестнул по лицу, как обиженная девушка, которой ты обещал прийти вовремя, но вновь опоздал, да не на десять минут, как обычно, а на все полчаса, и вместо покаянных слов и огромного букета, полагающегося в таких случаях, решил отделаться маленькой шоколадкой и милыми шуточками.
Было с чего обидеться, хотя Киев и не девушка, а, по слухам, отец городов русских. Так ведь я и опоздал изрядно. В девяносто седьмом мне было действительно хорошо на Украине, и я клялся очень скоро вернуться, а вот, получается, прилетел только через два года.
"Ну ладно тебе, не дуйся! - улыбнулся я городу, ступая под козырек аэровокзала и беззлобно смахивая с головы и плеч снежную крупу. - Какие могут быть обиды? Привет, отец!"
А потом был Лешка Кречет, который тоже встречал меня весьма странно. Его, как всегда, ненормально чистый автомобиль, на этот раз сверкающий черным лаком "лендровер-дискавери", я вычислил еще издалека и некоторое время гадал, мыл он его прямо здесь, в Борисполе, или вообще приехал на чем-то другом, ведь дороги повсюду мокрые и грязные. Да и теперь, когда я вышел на площадь перед зданием аэропорта, с унылого неба цвета застиранной портянки сыпался гадкий мокрый снежок.
Лешка стоял, перегнувшись через капот и сосредоточенно тер куском мягкой замши ветровое стекло.
- Привет, - сказал я, подойдя вплотную. - Мы едем куда-нибудь?
- Привет, - небрежно оглянулся Лешка, словно я был его сотрудником, опостылевшим хуже горькой редьки за несколько тяжелых недель без выходных, и как бы неохотно пояснил: - Сейчас. Видишь, стекло протираю. Мне кузов помыли специальным американским шампунем. Отличный состав, после него грязь совсем не прилипает, но эти уроды ухитрились залить раствором и стекла. Смотри, разводы какие жуткие, не видно же ни черта!
- Под снегом бесполезно, - заметил я. - Это же что-то на основе парафина, да? Надо оттирать по сухому.
- Знаю, - все так же недовольно буркнул он и продолжил свое занятие. Ну хоть чуть-чуть. Видишь, вот здесь уже лучше.
Что и говорить, важную тему обсуждали мы с ним. Михаил Разгонов, имеющий высшую категорию причастности в службе ИКС, и Олексей Кречет, один из ведущих политтехнологов Украины и человек с исключительными полномочиями в другой международной организации, названия которой я не знал, однако в могуществе оной имел счастье убедиться не однажды.
И я решил сменить тему:
- Вот, возвращаюсь в Россию насовсем.
- Знаю, - кивнул он еще более равнодушно, чем по поводу моего технического замечания.
- Слушай, с тобой неинтересно, - обиделся я. - Ты все на свете знаешь.
- Ах, ну да! - подколол он. - Ты же преподаешь в Берлинском университете. Нравится читать лекции тем, кто ничего не знает?
Потом бросил наконец свою дурацкую замшу в приоткрытую водительскую дверь, попал точно между ручкой передач и ручкой раздатки, и добавил уже серьезно:
- Я очень многого не знаю на самом деле. Садись, рассказывай. Машина новая, купил сегодня, быстро, по случаю и ни с кем не советуясь, так что прослушку поставить еще не успели.
- Понял, - только и сказал я, внезапно осознав, что совершенно не представляю, с чего начать.
Лешка рванул с места, как участник автородео, я бы не удивился, если б он еще и ручник на себя дернул, вставая на задние колеса для прыжка. В общем, годы шли, а Кречет оставался верен себе: самые последние модели самых пижонских марок, никаких водителей и юношеская лихость в управлении. Не только машинами, людьми - тоже.
Через какую-нибудь минуту мы уже летели по трассе со скоростью сто восемьдесят, обгоняя всех.
- Обычно, - поведал Кречет, на трассе меня никто не обходит.
- А если "порш" или, скажем, "додж-вайпер"? - поинтересовался я.
- Ну, если "порш",... - проговорил он задумчиво. - Да их на весь Киев десятка полтора. Случалось. Конечно, случалось....
- А на "лендровере" вообще ездят с такой скоростью?
- Вообще - нет, но на моем - нормально. На поворотах, конечно, надо сбавлять, - добавил он, проходя поворот на ста сорока, впрочем довольно плавный поворот. - А то ведь и перевернуться можно.
Перевернуться не перевернулись, но в дверь меня вдавило капитально, и под этим наклоном я отчетливо увидал в правом зеркале серебристую "БМВ", проходившую этот вираж следом за нами примерно на той же скорости. Если не больше. Совершенно автоматически я отметил, что именно эта "бээмвуха" отпарковалась от стоянки буквально через секунду после нас.
- Это что, сопровождение? - мотнул я головой назад.
- Нет, это хвост, - сказал Лешка спокойно. - Скорее всего. В город въедем, поймем наверняка - тогда и оторвемся.
- А надо? - полюбопытствовал я.
- Да, в общем-то, нет, они все и так знают, откуда и куда я еду, просто не люблю, когда в затылок дышат. Да, а кстати, тебя сразу ко мне отвезти? Нинка дома. Обедом покормит. Или со мной в офис поедешь?
- Да лучше с тобой, - ответил я, не раздумывая. - Ты там надолго?
- Часа два, думаю, проторчать придется.
- Нормально. Кофе нальешь?
- Не вопрос, - улыбнулся Лешка. - Марьяна у меня отлично заваривает по-турецки.
"Бээмвуха" потеряла нас. А я за полчаса пути успел рассказать Кречету совсем не так мало: про Тополя и Вербу, окончательно сошедших с ума, про наши странные контакты с сотрудниками ЧГУ, про надежду перевербовать их, про зашедших в тупик яйцеголовых из Спрингеровского центра в Дуранго, не способных до сих пор дать обстоятельную оценку явлению точки сингулярности и мрачному пророчеству с таинственных дискет. В этом месте Кречет улыбнулся, вспоминая нашу веселую последнюю встречу в том самом загадочном нигде. Оказывается, они с Юркой Булкиным девятнадцатого апреля были в музее Булгакова, а потом вышли на Андреевский спуск и не спеша побрели вверх, продираясь сквозь толпу меж рядами художников и торговцев сувенирами, и вдруг - бац! - никакой толпы вокруг, а впереди океанский берег, и Волга, и Берлин, и Москва....
- Ты думаешь, это было на самом деле? - спросил я немного наивно, по-детски, почти как беременный Верунчик.
- Конечно, - кивнул он с небрежной уверенностью полубога.